Отчасти и поэтому, помимо всего остального, я 1 ноября 1991 г. поехала с конвоем родителей из остальных югославских республик в Хорватию, чтобы посетить и установить личности выживших солдат и офицеров ЮНА, блокированных в казармах, в которых до вчерашнего дня они несли свою воинскую повинность Отечеству! За те три самых драматичных дня в моей жизни и в жизни более тысячи двухсот несчастных приезжих, я осознала глубину наступившего раздора между нашими «братскими» народами. Я поняла, что усташи вернулись из своих мировых лагерей, где они в течение десятилетий после окончания Второй мировой войны обучали, как довести до конца неудавшееся ранее создание усташской НДХ! Поняла, что определенно проводятся в жизнь планы расчленения Югославии, давно подготовленные в крупнейших мировых центрах силы (среди политических, криминальных, банковских, военных властителей) в рамках осуществления Нового мирового порядка, чтобы завершить то, что было недоделано во время Второй мировой войны. Потом я по призыву высших офицеров ЮНА поехала в конце марта 1992 г. посетить изгнанные из Хорватии и Словении войска, в Командование Второго воинского округа в Сараево. Те дни я описала в моей книге «Исповеди».
Генерал Куканяц и некоторые его сотрудники уверяли меня тогда, что Босния и Герцеговина будет словно «маленькая Югославия». Я просто поверить не могла, что они не замечают, что джихад уже набирал силу, что ждали только провозглашение мусульманами БиГ независимости в результате референдума, и что раздался уже первый выстрел в сербского свата. В Сараево мне пришлось разговаривать с изгнанными солдатами и офицерами, которые тщетно надеялись, что усташская идея не распространится на БиГ. (Тогда я еще не была знакома с Ратко Младичем, который заблаговременно предупреждал руководство ЮНА о возможности такого развития событий после Словении и Хорватии.) Сараево было изранено, отравлено ненавистью, когда я оставила его, разделенное баррикадами, в громких возгласах мусульманских ходжей от рассвета до полночи, в неизвестности, которая у людей с быстротой молнии превращалась в страх. Я улетела последним гражданским самолётом, в сопровождении сил международных наблюдателей… Опять я понимала, что эпидемия раздробления Югославии оборачивается распространением ненависти к сербскому народу в ее самых страшных проявлении!. Это делало меня несчастной. Я хотела бы остаться и писать корреспонденции из явно надвигающегося военного круговорота, но не было редакции, для которой я могла бы работать. В следующий раз я приехала уже в воюющую Боснию, в Хан-Пиесак. Помогла группе известнейших итальянских журналистов взять интервью у генерала Младича. Нашла телефон Главного штаба ВРС и неожиданно просто попала именно на него. Мне повезло.
— Когда это было?
— Было это в январе 1994 г. С того момента и до сегодняшнего дня отслеживаю все, что касается роли Ратко Младича в той несчастной войне в Боснии и Герцеговине, собираю всю документацию, пишу и обнародую ее в своих книгах. Пишу о том единственном военном командующем Войска Республики Сербской и единственном военном президенте Республики Сербской докторе Радоване Караджиче. В их должностях и есть объяснение моего интереса к ним.
Что касается их реакции на мои выпущенные до данного момента книги, думаю, что они не имели бы замечаний. Впрочем, может быть, намного важнее то, что почти все читатели выражали только благодарность и похвалу за то, что я оставила для будущих поколений правдивые документы об этих людях, об истоках войны, ее ходе и последствиях. Так что на сегодня от тех изданий я имею только экземпляры для домашней библиотеки, а содержание предоставляю оценивать будущим историкам.
— Почти весь мир считает Младича и Караджича самыми страшными преступниками конца XX столетия. Вы же их называете героями. Чем они, по-вашему, заслужили звание героев? Каковы в частной жизни Караджич и Младич?
— Боюсь, что вы ошибочно сформулировали первую часть вопроса. Я бы сказала, что вы поддались намерению американской администрации провозгласить Младича и Караджича «самыми страшными преступниками конца XX века» еще до того, как обвинение будет доказано нелегальной институцией под названием «Гаагский трибунал». В этой институции невозможно доказать какую бы то ни было истину, судя хотя бы по известным на данный момент обвинениям, процессам и приговорам. То, что я знаю, неоспоримо доказывает, что Младич и Караджич суть символы борьбы за достойное существование и свободу сербского народа на той территории, где сербы были хозяевами на протяжении веков.
Вообще я не имела случая общаться частным образом с господами Младичем и Караджичем, так что на этот вопрос у меня нет ответа.
— Вы говорили, что во всякой войне есть жертва, а есть преступник. Кто же тогда был преступником в прошедшей войне в БиГ?
— В любой войне жертва — народ. Знаю это по собственному опыту. Я сама так настрадалась в детстве во время Второй мировой войны, что никогда не смогу этого забыть. Страх. Голод. Страх. Неизбывная боль по убитой матери. Я знаю, что такое военное сиротство. В прошлой войне (хотя прошла ли она?), преступники — это «боги войны». Те, кто решил выкопать мечи войны, чтобы перекроить границы и изменить этнический состав населения в центре Балкан, идя навстречу воле создателей так называемого нового порядка. Они не позволяют крови успокоиться. Они выносят приговоры, которые ранят жертв. Они возводят новые укрепления для новых столкновений. Проводят геноцид над истиной и убивают правду.
— Вы верите, что в Сребренице происходил геноцид или военное преступление (как это признала Скупщина Сербии), или 11 июля был день освобождения Сребреницы без гражданских жертв? Верите, что в Сребренице было убито около 8000 боснийцев?
— Извините, что опять должна сказать вам: начало вопроса неточно сформулировано. Скупщина Сербии приняла Декларацию о Сребренице, но в ней констатируется, что в ней произошло военное преступление, но не сказано, что там имел место геноцид. По крайней мере не над мусульманами, как подразумевает ваш вопрос. Хотя я написала три книги на данную тему («Истинная Сребреница», «Сербские мученики Сребреницы», «Крики и предупреждение»), причем исключительно на основе проверенных документов из всех доступных источников, наших и иностранных, а также на основе многочисленных бесед, я не могу сказать, что владею истиной в последней инстанции о том, что происходило в этом краю в начале войны, что было в военные годы до 11 июля 1995 г.
На основе того, что я изучила до сих пор, а это тысячи страниц письменных источников, бессчетное количество CD и DVD-дисков, ряд изданных книг — я считаю, что 11 июля 1995 г. Сребреница и Подринье были освобождены от тяжких притеснений, где народ годами терпел ужасные страдания и мучения от насильника Насера Орича и его подручных. При нем там было много гражданских жертв, как 11 июля, так и до этого. Знаю о многих описанных страданиях невинных гражданских лиц с самого начала войны. Так что совершенно не удивительно, что Насер Орич никогда больше не вернулся в свое родное место Поточаре, или на место своих злодеяний — в Сребреницу. Хотя я не знаю точно причин. Если изучать имеющиеся на сегодняшний день проверенные документы (включая и гаагскую документацию), то нет достаточных оснований считать, что «в Сребренице убито около 8000 боснийцев». На самом деле я должна, пользуясь случаем, сказать, что совершенно не могу поверить, что в Сребренице убито восемь тысяч боснийцев. В моих книгах, в моих научных сообщениях и докладах высказана только малая часть истины, на которой я основываю мою позицию. Впрочем, поскольку имеется достаточное число оставленных без внимания книг, научных сообщений, документов различных институтов и организаций по расследованию правды о страданиях народов на Балканах, особенно в БиГ, я все эти годы выступаю за организованное, исключительно беспристрастное исследование всех оценок, приговоров, обвинений, решений, свидетельств, связанных с понятием «Сребреница». Чтобы жертвы могли успокоиться. Чтобы все страдающие матери одинаково почитались, чтобы одинаково признавалась их боль. Чтобы сербский народ не приковывали к позорному столбу за то, чего он не совершал. Невзирая на желания «богов войны». Чтобы историю не перекраивали ради интересов отдельных политических и религиозных центров. Следовательно, Сребреница взывает к такому же международному авторитету, каким является Дик Марти! (Хотя возникает вопрос — если это правда, что за Марти стоит интерес Пацоли (Пакколи) забрать власть у Тачи, то кто же должен стоять за борцами, ведущими расследование истины о Сребренице.)
