Леонид Юзефович - Самодержец пустыни

Ознакомительная версия.

118

К лету Унгерн собирался переодеть своих бойцов в кожаные штаны и куртки из цветной замши, в большом количестве найденной на китайских складах. В той войне, которую он вел, защитный цвет никого ни от чего не защитить не мог.

Настенная роспись в тронной зале Ногон-сумэ, изображающая торжественный выезд хутухты, запечатлела его сидящим в запряженной четверней карете.

Все происходившее тогда в Монголии не было зафиксировано не только кинопленкой, но даже фотоаппаратом. Нет ни одной фотографии Унгерна этого периода, самые известные его снимки были сделаны уже в плену у красных.

Имеется в виду не дата коронации, а день его освобождения из-под ареста.

Чтобы ассимилировать соседние народы, Пекин издавна запрещал китаянкам селиться в Застенном Китае. В Монголии, как и везде, китайские поселенцы женились на монголках, но их дети считались китайцами.

О том, что этой группировкой командовал Ma, упоминает только Торновский, но он был начальником штаба у Резухина, принявшего на себя первый удар китайских войск, и находился в курсе всей связанной с ними информации.

Унгерн, чтобы придать большее значение своей победе, в письмах называл его “генералом”.

Официально Китай признал независимость Внешней Монголии лишь в 1945 году, согласившись с решением Ялтинской конференции. Позже Мао Цзэдун обращался к Сталину и Хрущеву с просьбой о присоединении МНР к КНР, но получал неизменный отказ. В отличие от Пекина, Тайбэй до недавнего времени считал Монголию частью Китайской Республики.

Находившиеся среди них маньчжуры написали письмо Богдо-гэгену с жалобами на притеснения со стороны “темного революционного правительства” и просьбой принять их на службу в монгольскую армию. Из них Унгерн отобрал 40 человек для своего личного конвоя, а затем присоединил к ним еще и группу корейцев. В телохранителях удобнее было иметь людей, национальной принадлежностью не связанных с основной воинской массой.

Вскоре после выхода первого издания этой книги мне позвонил человек, представившийся сыном поручика Попова. Его отец из Иркутска был отправлен в Ургу разведслужбой 5-й армии и без вести пропал в Монголии. Не исключено, что это и есть тот самый красный разведчик.

В 1934 году сменовеховец Евгений Яшнов писал, что “белая раса” со всеми ее техническими достижениями напоминает французского парикмахера, выигравшего по займу пять миллионов: “Он отрывается от привычного уклада, ссорится с женой, ругает детей и, не научившись как следует управлять “роллс-ройсом”, давит встречных в своем бесцельном слонянии по свету”.

Именно в этом смысле следует понимать слова Унгерна о том, что “спасение мира должно произойти из Китая”.

Со слов моего деда Владимира Георгиевича Шеншева, преподававшего в КУТВе английский язык.

Отрывки из его “футурологической” статьи “Ныне и навеки” цитировал выходивший в Эрфурте нацистский журнал “Мировая служба” (1937, № 4/5) как доказательство глобально-преступных замыслов международного еврейства. Этот номер журнала я случайно обнаружил в РГВА, в папке с документами об Унгерне, но попал он туда, видимо, не случайно.

C.Л. Кузьмин считает, что эта “революционная” формула возникла в результате редактирования протокола красными.

“Киргизами”, как принято было в то время, Унгерн называл казахов.

Не исключено, что именно от него Унгерн впервые услышал об Анри Бергсоне, которого упоминал в беседе с Оссендовским. Незадолго перед Первой мировой войной Кайзерлинг и Бергсон, тогда тоже увлеченный буддизмом, состояли в интенсивной переписке.

“Глубокий фатализм привел его к буддизму”, – свидетельствует современник барона, знакомый с ним по Харбину.

Этот обед ургинцы с иронией называли “обедом четырех баронов”, имея в виду Тизенгаузена, Витте, Фитингофа и самого Унгерна.

К подлинному буддизму она никакого отношения не имеет и представляет собой типично теософское сочинение, спекулятивное и дилетантское.

Последняя фраза, видимо, неточно записана в протоколе допроса. По смыслу она должна звучать так: “Нет, воевать могут только религии с религиями”.

Ныне эта кожа (“тулум”) хранится в Национальном музее в Праге, но как она туда попала, мне неизвестно. Вероятно, после революции была вывезена кем-то из эмигрантов.

Эти восемь: Махакала, Цаган-Махакала, Эрлик-хан, Чжамсаран (Бег-Цзе), Охин-Тэнгри, Дурбэн-Нигурту, Намсарай, и Памба.

Наблюдение принадлежит Г.С. Померанцу.

Возникают любопытные ассоциации, если сопоставить это с наблюдениями их современника, монголиста Бориса Владимирцова: “Они (тантристы. – Л.Ю.) мнят себя иногда свободными от общего морального закона; они уже вне круговращения бытия, живут здесь только кажущимся образом, и не от них зависит, что несчастным, заблудившимся в сансаре, их поступки порой представляются непонятными, дикими, даже грешными и безобразными”.

Эту параллель отметила и прокомментировала Инесса Ивановна Ломакина, замечательный петербургский монголист и писатель, автор двух книг о Джа-ламе.

Казакевич был расстрелян в 1937 году.

В издании 1993 года говорилось, что Джа-лама стремился основать собственное государство, “призванное стать зародышем будущей великой империи, которая, как мечталось и Унгерну, раскинется от Гималаев до Туркестана”. Это сильное преувеличение.

Возможно, литератор Борис Северов, в прошлом – летчик семеновского авиаотряда.

Лицо реальное, хотя в действительности Коленковский был командиром отряда броневиков, которые в августе 1921 г. атаковали конницу Унгерна в неудачном для него бою под Ново-Дмитриевкой.

Монголы приписывали ташуру магическую способность отгонять злых духов и вешали у входа в юрту в качестве оберега. Эта его функция тоже могла привлечь к нему внимание Унгерна.

Ознакомительная версия.