Так же негативно относился генерал к любым попыткам финансирования расходов местных организаций и Центров. Как известно, Алексеева отличала тщательная экономия весьма ограниченных средств армейского бюджета. И даже летом 1918 г., когда приток средств несколько вырос, генерал считал недопустимой любую «децентрализацию» финансов. «Я получаю сведения, — писал он Деникину, — что штабами армии производятся субсидирования Центров без согласования с моими предположениями и условиями. Полагаю, что в этом вопросе торговля на две лавочки идет во вред делу, ведет к тому, что исполнители не знают, в чьих же действительно руках находится организация всего вопроса, и изыскивают способы из двух мест получить средства, которые при иных обстоятельствах они изыскать могли бы на месте».
Завершалось письмо показательной просьбой: «Не претендую ни на что, но прошу ясности, определенности и откровенности в этом болезненном вопросе, которому вашими штабами придавался всегда для меня обидный оттенок, хотя мои распоряжения и вносили известную стройность и систему в это дело».
На Кубани Михаил Васильевич снова считал необходимым вернуться к тем нормам и принципам штабной работы, которые отличали его еще в период службы в Ставке, хотя сделать это в «военно-походных» условиях начала Гражданской войны было гораздо труднее, чем в прежние годы в Могилеве.
Алексеев стремился к стабильности и налаженности в работе, даже во внешнем облике своего, хотя и небольшого, штаба. Из Новочеркасска Михаил Васильевич в конце июня переехал в станицу Тихорецкую, где в здании станичного правления размещался штаб Добрармии. Здесь его в последний раз посетил генерал Богаевский. 26 июня, около 7 часов утра, он пришел к Алексееву. «Было тихое, прекрасное утро; пройдя через две комнаты, где сладким сном спало несколько молодых офицеров, я нашел его — бодрого и живого — за чаем, которым он радушно стал угощать меня, стараясь не говорить громко, чтобы не разбудить спящих. Покончив с служебными вопросами, ради которых я приехал, мы перешли к политике и недавнему прошлому, такому бурному и печальному… Много интересного, исторически важного, пришлось мне услышать в этот памятный день! Какая огромная потеря для истории, если не сохранилось записок и заметок М.В.! Он говорил, что собирается после Гражданской войны привести их в порядок… Пошли в сад. По пути, на повороте аллеи, увидели нежную парочку — одного из офицеров свиты М.В. и хорошенькую барышню, вероятно дочь хозяйки. Не замечая нас, молодежь весело флиртовала и очень сконфузилась, когда мы подошли к молодым людям. М.В., добродушно улыбаясь, поздоровался с ними и, весело сказав им: “продолжайте”, стал рассказывать мне о последних днях Царской Ставки.
И мне невольно вспомнились мои юнкерские годы… В обращении к девушке и словах М.В. чувствовалась все та же любовь к молодежи, то же сердечное отношение к ней, как и много лет тому назад…»
А 5 августа 1918 г. Михаил Васильевич прибыл в только что занятый Добровольческой армией Екатеринодар. Здесь генерал участвовал в торжественном молебне на Соборной площади, в последний раз верхом принимая парад добровольцев и казаков. В кубанской столице его штаб разместился на Екатерининской улице, в особняке директора местного пивоваренного завода чеха Ирзы. Военно-Политический отдел занимал отдельный дом на Графской улице.
По воспоминаниям дочери, «над парадным входом в дом взвивался прикрепленный к пике маленький Георгиевский флюгер (уставной значок Главнокомандующего. — В.Ц.) с русским национальным флагом наверху в углу (в крыже. — В.Ц.). У крыльца стояли парные часовые. Хозяева-чехи, обе дочери которых были замужем за казачьими офицерами, гостеприимно приняли генерала Алексеева и его штаб. В длинной широкой приемной, перед дверью в кабинет генерала, стоял столик дежурного офицера, направо была гостиная, которой отец пользовался очень редко, в каких-нибудь особенно официальных случаях. Вдоль той же правой стены стоял большой диван, на котором сидели все, ожидавшие приема у генерала… Здесь я познакомилась с Сазоновым (бывший министр иностранных дел Российской империи С.Д. Сазонов возглавил внешнеполитическое ведомство на белом Юге России, а позднее — в составе Российского правительства Колчака. — В.Ц.) и Кривошеиным (А.В. Кривошеий — ближайший помощник П.Л. Столыпина, глава Управления земледелия и землеустройства в Совете министров Российской империи. — В.Ц.), встретилась вновь с приехавшим из Киева генералом Абрамом Михайловичем Драгомировым и с генералом Лукомским… Дальше шла спальня отца, а за ней — комната, в которой помещалась канцелярия. Прямо была комната адъютанта и влево, в конце передней, — коридор, который вел в столовую. В обширном дворе завода помещался конвой генерала».
В Екатеринодар из Новочеркасска и Тихорецкой окончательно переехала вся его семья. Супруга и дочери по-прежнему занимались благотворительностью, продолжали работать в Обществе «Белого Креста». Сам Алексеев много внимания уделял положению раненых в госпиталях, рассчитывая на помощь со стороны уцелевших структур Всероссийского земского союза, и, в будущем, от Красного Креста.
Прием «но делам службы» у генерала проходил «ежедневно, кроме праздников, от 10 до 12 часов», но собственный рабочий день генерала начинался очень рано. Лисовой описывал «расписание его рабочего дня» так: «Ежедневно генерал вставал в 5 часов утра и уже в 6 часов сидел за работой; с 8 часов начинались служебные доклады, а с 9 до 12 — прием просителей и представляющихся; небольшой обеденный перерыв и вновь работа до 10—11 часов вечера. Итого — 18 часов почти непрерывной работы». Михаил Васильевич старался (как обычно) вести большую часть дел самостоятельно, не будучи уверенным, что его подчиненные смогут своевременно и правильно решать многочисленные армейские проблемы. На этой почве, очевидно, и возникали небольшие трения Алексеева с Деникиным. Правда, со стороны могло снова показаться, что внутри руководства армии возникают конфликты, подобные тем, которые были между Алексеевым и Корниловым, в начале формирования армии. Армейские интриганы не без удовольствия следили за любыми спорами и разногласиями, распространяли слухи. С сожалением заметил это и посетивший Ставку в августе генерал Келлер. В беседе с полковником Штейфоном он заметил, что отношения между Алексеевым и Деникиным, как ему кажется, «натянутые», между Донской и Добровольческой армиями — «ненормальные», «в организационных вопросах преобладает импровизация», «штаб армии работает в атмосфере политических интриг», «нет ярких лозунгов… неопределенность, недоговоренность»{143}.
