1918 года), мы переместились в дортуар, окна которого выходили не в сад, как было в прежнем, а на улицу. И хотя здание института отстояло от проезжей части улицы довольно далеко, за оградой, наши кровати странно и весьма ощутимо дрожали. Было непонятно, таинственно и страшно. Казалось, там, внизу, в подвалах здания, идет какая-то зловещая опасная работа. Мы звали Евгению Владимировну, чтобы она удостоверилась, что мы не фантазируем. Она касалась рукой кровати и говорила: «Уснете, не будете чувствовать».
Мы стали сдвигать кровати, чтобы не было так страшно, но Евгения Владимировна запрещала это делать. Когда же она уходила, мы с Олей (как и другие) сдвигали наши кровати, брались за руки и так засыпали.
Почему дрожали кровати, мы так и не узнали, но это усугубляло тревожное настроение тех дней.
А мы танцевали…
В письме к бабушке от ноября 1917 года я писала: «У нас почти каждый день тухнет электричество, и мы едва успеваем делать уроки».
Затем электричество перестали давать совсем. В класс приносили свечу и ставили ее на кафедру. Приносили свечу и в актовый зал и ставили ее на рояль. Тогда мы просили Зою Плохотину, хорошо игравшую на рояле, играть нам танцы. Зоя брала ноты и шла в зал. Она играла нам вальсы, польки, падекатр, падеспань, мазурку, лезгинку, галоп, и мы танцевали. В зал приходили девочки других классов и вливались в кольцо кружившихся вдоль стен огромного зала пар.
За окнами на всем пространстве России и Украины совершались какие-то неведомые нам события, что-то меняло жизнь и нашу судьбу, шла неведомая нам борьба, кто-то страдал, умирал, погибал, кто-то торжествовал. А мы, объятые бездумием неведения, танцевали. Мы танцевали…
Последняя начальница
В эти трудные дни у нас появилась новая начальница, сменившая безликую старушку. Новая начальница стала и последней начальницей института. Это была княгиня Мария Алексеевна Неклюдова.
В облике новой начальницы, несмотря на ее княжеский титул, не было ничего аристократического. Довольно высокая, голубоглазая, с лицом простой крестьянской женщины, она держалась просто и деловито.
Отсутствие утонченности в ее внешности компенсировалось обилием дорогих украшений: в ушах сверкали серьги, пальцы были унизаны кольцами, на груди блистало не то ожерелье, не то крупная брошь. Само синее шелковое платье казалось дорогим и нарядным.
Мария Алексеевна была необыкновенно энергична и деятельна. Это была самая главная черта ее личности. Мы мало ее видели, но знали, что она все время в разъездах: о чем-то хлопочет, что-то отстаивает, чего-то добивается. При ней у нас в классе появилось несколько новеньких, были даже две-три приходящих — небывалое явление в стенах института. Они приходили в неформенных платьях и держались обособленно.
Не помню, при Марии Алексеевне или еще при Ольге Александровне был создан для желающих кружок изучения английского языка. Я тотчас записалась в него и часто ходила по нижнему коридору, заучивая такие странные английские слова.
Разъезд
К концу ноября 1918 года гражданская война на Украине приняла крайне острый характер. Был создан советский украинский фронт, начали поход большевистские повстанческие дивизии, было разгромлено движение Петлюры56.29 ноября 1918 года Временное рабоче-крестьянское украинское правительство низложило правительство гетмана.
Мы, разумеется, об этом ничего не знали. Но руководство института, понимая серьезность положения, решило прекратить деятельность института и отправить нас по домам. Это, вероятно, было в начале ноября. Насколько я помню, в этот год (III класс) мы занимались очень недолго.
Отпуская нас, нам сказали, что мы уезжаем на небольшой срок и поэтому мы можем часть своих вещей оставить в институте. Я упаковала в свою шкатулку умывальные принадлежности, положила на нее две толстые тетради своего дневника, аккуратно обвязала все это тесьмой и, спокойная, радостная, уехала с сестрой домой в Чугуев.
Своих дневников я больше не видела.
Папа был дома. Его очень тревожила раненая нога, а еще больше, вероятно, политическая обстановка в стране и собственное положение офицера царской армии. Он часто лежал, у него часто бывал врач.
Очевидно, в этот период к нам из-под Екатеринослава переехала бабушка. Ее небольшой дом в поселке, где она жила, большевики конфисковали.
Через некоторое время меня и сестру вызвали в институт получить институтскую одежду. Я с сестрой и папой поехала в Харьков.
Одежду выдавали не в здании института, а в каком-то большом одноэтажном доме, стоявшем недалеко от института. Мы пришли в огромную полупустую комнату, похожую на камеру, в которой стояли огромные сундуки. В них лежали наши платья и пальто. Может быть, эта комната и была нашей камерой хранения.
Одежду почему-то выдавала наша историчка Екатерина Дмитриевна. Она выдала нам пальто, шапки, башлыки57, наши зеленые платья, передники, пелеринки, рукавчики и большие розовые чехлы-наматрасники. Я о чем-то спросила Екатерину Дмитриевну, она ответила так резко, что я повернулась и ушла.
Вероятно, именно в эти дни девочек из Смольного эвакуировали в Новороссийск.
3 января 1919 года в Харьков вступили войска красных, и в течение двух недель Советская власть установилась на всей территории Харьковской губернии.
В Чугуеве я и сестра поступили в местную гимназию: я в V класс, соответствовавший нашему Ш-му. В гимназию я ходила в институтской форме. Белую пелеринку, передник, рукавчики я теперь стирала и гладила сама.
Класс был совсем другой, чужой. Мои отношения с моими новыми одноклассницами были нейтральны, но с двумя девочками я подружилась. Одна — Тася Гридина, умненькая, прекрасно учившаяся, очень самолюбивая, о которой вспоминаю с великой симпатией и уважением, — была дочерью шапошника, и у ворот ее дома висела вывеска с изображением фуражки.
Другая — Шура Сердечная, живая, приветливая, сама как-то расположившаяся ко мне. Это она демонстрировала мне семейный альбом, в котором я нашла изображение молодой Клепки. Обитательница села, она в период занятий в гимназии жила с сестрой, которая, как говорила Шура, служила у местного врача экономкой. Потом Шура стала сельской учительницей, а Тася, я думаю, пошла учиться дальше.
Дома у нас теперь никаких работниц не было. Мама сама готовила обед, мы с сестрой
