Илья Веселов - Три года в тылу врага

В каждой посылке были письма, записки. Шахтеры Кизела, машиностроители Перми, металлурги Лысьвы рассказывали, как они трудятся для победы над врагом, желали партизанам боевых успехов.

Прислали письмо и ученики пятьдесят первой школы Перми. Они рассказывали о своей учебе, о том, как после уроков ходят на завод и помогают выполнять фронтовые заказы.

Все письма уральцев читались в отрядах и ротах. И тут же писались коллективные ответы.

Поздно вечером я вернулся в штабной шалаш.

За столом с медалью на груди сидел наш любимец Петя Гурко. Рядом лежала распечатанной полученная им посылка, а на ней письмо. Оно было написано крупным, неровным почерком. Начиналось письмо словами:

«Дорогой дядя партизан! Мы, воспитанники Пермского детского садика № 32, желаем тебе хорошего здоровья и боевых успехов».

Петя выжидательно посмотрел на меня, пожевывая печенье, которое получил в посылке.

— Илья Иванович, разве я уже стал дядей?

— Раз воюешь и медаль имеешь, значит, ты уже взрослый.

— Что мне делать теперь?

— Надо ответить на письмо. Ребята обрадуются, когда узнают, что тебе девять лет, а ты уже партизан, помогаешь взрослым воевать с фашистами.

— Я не умею писать письма. Я только один класс окончил, да вот здесь с букварем кое-когда занимаюсь.

— Не беда. Пиши как можешь, как думаешь, так, как со мной сейчас разговариваешь. Что думаешь — то и пиши.

Чуть ли не два часа сидел Петя над листком бумаги. Письмо было написано коряво, с ошибками, и я не стал его исправлять. Ведь это было первое письмо в жизни мальчика-партизана и написано от души, от всего сердца.

За две недели транспортные самолеты доставили нам немало боеприпасов, особенно необходимой для наших дел взрывчатки. С обратными рейсами мы отправили на Большую землю всех тяжелораненых, стариков, подростков, которые не были связаны с боевыми делами бригады.

Готовясь к маршу, партизаны не прекращали боевых операций. Как и прежде, подрывники рвали вражеские эшелоны на участке Ашево — Себеж, уничтожали фашистский транспорт и гарнизоны, а отряды Маркушина, Объедкова, Садовникова и Тараканова расширяли границы партизанского края в сторону Витебска, Пскова и Полоцка.

Штаб жил напряженной жизнью. Здесь вырабатывался строгий график движения всех отрядов к новому месту, намечались районы их дислокации, боевые порядки, решались вопросы о транспортировке грузов, разрабатывались операции.

Марш назначили на двадцать восьмое июня. За два дня до выхода провели совещание комиссаров отрядов и политруков рот, ознакомили их с передислокацией бригады на новое место, напомнили о строгой конспирации и об усилении политической работы во время марша. И как назло на второй день после совещания пошел проливной дождь. Он не переставал ни на минуту. От этого маленькие речушки превратились в буйные реки, а проселочные дороги — в непроходимое месиво грязи.

В таких условиях начался марш бригады. Колонна вместе с обозом растянулась на добрый десяток километров. Собранные воедино все партизанские отряды представляли грозную силу. Почти с каждой повозки торчали стволы наших и трофейных пулеметов, а в конце колонны катилась трофейная артиллерия.

Несмотря на непогоду, все население деревень от мала до велика выходило нас встречать. И как только голова колонны втягивалась в населенный пункт, в тишину врывалась лихая песня ленинградских партизан:

Свою родную песню подхватывали все. А когда она заканчивалась, начинали другую. Как правило, после своей любимой «Ленинградской партизанской» начинали какую-то старинную песню, переделанную на свой партизанский лад:

К исходу третьих суток, когда до новой стоянки осталось километров десять, на взмыленной лошади прискакал посыльный из головного дозора:

— От Гористой на Мосиху двигается вездеход с минометом и рота немцев, — доложил он.

— Неужели пронюхали? — сказал Григорий Иванович.

— Если узнали о нашем прибытии — не беда. Надо проучить. Давай пошлем засаду на дорогу, а сами пойдем своим ходом, — предложил Клочко.

Отряд Садовникова через сорок минут оседлал дорогу. Людей расставили с таким расчетом, чтобы можно было ударить по фашистам в лоб, с фланга и тыла.

Боковой дозор, шедший по лесу, партизаны сняли выстрелами из винтовок с бесшумными приборами. Головной дозор пришлось пропустить: он шел на виду у главных сил.

Двумя выстрелами из противотанковых ружей с вездеходом было покончено. Одновременно по фашистской пехоте ударили пулеметы и автоматчики.

Спустя час отряд пристроился к колонне бригады, захватив с собой три немецких пулемета, сорок автоматов и винтовок с большим запасом патронов. В нашей колонне появилась еще пара немецких короткохвостых лошадей. Они тянули за собой повозку с минометом и ящиками, в которых покоилось полсотни мин.

— Что ж, начало неплохое, — отметил Ефимов, когда Садовников доложил ему о результатах боя.

Закинув за плечи винтовку и пристегнув к поясу три прибора для бесшумной стрельбы, Павел Митрофанов направился к выходу.

— Обожди, — остановил его Григорий Иванович. — А гранаты у тебя есть?

— Две лимонки, — ответил Митрофанов.

— Возьми. Сам знаешь, твоя операция серьезная. — С этими словами Ефимов отстегнул свой трофейный «вальтер» и протянул его партизану.

— Пожалуй, без него обойдусь, кинжал у меня хороший, — спокойно сказал Павел.

— Бери. Может все случиться.

Митрофанов посмотрел на командира широко открытыми глазами. Потом тихо произнес:

— Спасибо, Большое спасибо. — И вышел.

Нелегкое задание дал командир бывшему полицейскому поневоле Павлу Митрофанову. Вместе с Ефимом Зоновым и Виктором Смирновым ему предстояло пробраться через реку Шелонь и, пользуясь бесшумными приборами, вывести из строя два минометных расчета.

Приборы для бесшумной стрельбы из винтовки мы получили накануне передислокации. Их сразу же опробовал политрук Беляков из отряда Объедкова. В одну из ночей он с группой партизан устроил две засады в кустах у деревни Ломовы Горки.

Ранним утром к колодцу подошли три фашистских солдата и стали умываться. Партизаны сделали три выстрела, и гитлеровцы уткнулись в землю. Но самое главное — выстрелов никто в деревне не слышал: настолько безукоризненно ленинградцы сделали приборы.