У меня было чувство, что недавно с ним жестоко обращались — мальчик был настолько подавлен, его лицо было такое грустное.
Я молюсь за то, чтобы с этими мальчиками все было в порядке. Это страшно осознавать, что их всего лишь восемь из двадцати миллионов. Какие у них шансы?
Сегодня в основном решались вопросы регистрации, в том числе мониторинг ранее принятых решений.
Хорошо осознавать то, что есть этот офис, куда люди могут пойти и где их могут услышать.
Здесь так много беженцев! Вы можете себе представить, как много вещей остаются без внимания?
УВКБ ООН работает здесь для того, чтобы защищать человеческие права беженцев — их основные человеческие права.
Беженцы проходят собеседование, чтобы подать запрос на получение гражданства в другой стране. Им нужны безопасные условия жизни, чтобы начать жизнь заново. Большинство будут жить в лагерях, в надежде, что когда-нибудь настанет мир, и они смогут вернуться на свою родину.
Сейчас они чувствуют себя в ловушке, где им не позволяют быть гражданами той страны, в которой они живут.
В комнату вошла девятнадцатилетняя девушка. Ее рассказ был слишком сложным, чтобы пересказать. Во время своего рассказа она постоянно вытирала слезы. Она хочет найти свою семью. Сначала они жили вместе в лагере беженцев, но в процессе перемещений она потеряла контакт. Она думает, что ее семья переселилась в Канаду.
Вошел человек, который хотел найти свою жену и детей. Он был отделен от них в одном из лагерей, а затем их отправили в Канаду. Он знает, где они находятся сейчас, но его статус не позволяет ему присоединиться к ним.
Он достал потрепанные фотографии своей жены, которые та послала ему. Они выглядели счастливыми в своем новом доме. Он умолял, чтобы ему помогли воссоединиться с ними, и пояснял:
«Моя жена». «Мой сын».
«Моя дочь».
«Мой малыш».
Я понимаю, что если вся бюрократическая бумажная работа и обработка данных не будет выполнена верно, то этот человек не сможет вернуться к своей семье.
Пока мы ехали до нашей следующей остановки, я увидела молодых ребят, сидевших в придорожной пыли. Они сидели тихо, неподвижно. Просто смотрели на дорогу.
Я не знаю, что делать. Как-то я должна что-то сделать, чтобы помочь этим людям. Если бы вы могли встретить их, вы бы тоже захотели им помочь.
Ланч в «Гостинице Шератон»
Мы завтракали с Александрой и с несколькими другими полевыми сотрудниками. Мне кажется, что это их шутка «Гостиница Касулу Шератон». Это маленькая хижина с грязными полами. Мы ели рис и бобы… опять.
Мне нравятся эти сотрудники. Они говорят о сумасшедших ситуациях, но при этом то и дело смеются. Я думаю, что если бы они не смеялись, то попросту сошли бы с ума.
Правда в том, что многие ситуации, в которых они оказываются, по-настоящему опасны.
Это отнюдь не простая и комфортная жизнь. Но они приняли решение беспокоиться о беженцах и не хотят его менять.
В разговоре они упомянули «церковь» И «мост», но тут же добавили: «Лучше не говорить об этом». Они сказали, что все эти картины все еще стоят перед их глазами. «Иногда ты просто начинаешь плакать».
Сидя здесь с этими людьми и Александрой, я подумала о том, как я счастлива, что познакомилась с ними, просто узнала об их существовании. Я хотела найти хороших людей, работающих в хорошей организации, чтобы я могла там, начать учиться помогать. Лучшей группы я бы не нашла.
Позже я выяснила, что это за воспоминания о «церкви». Я не расспрашивала за обедом, потому что я видела, что они не хотят об этом вспоминать. Теперь я понимаю. Я спросила Александру, когда мы приехали домой.
Она обхватила руками голову, а затем посмотрела на меня. Ее не было здесь в то время, когда случился геноцид в церкви, но история не давала ей покоя.
Во время кризиса тысячи людей (столько, сколько могло поместиться внутри) прятались от мятежников в церкви, думая, что это будет единственно безопасное место — храм Божий.
Мятежники бросили внутрь гранаты. Затем они прошли по мертвым телам, протыкая их штыками, чтобы удостовериться, что все мертвы.
Член УВКБ ООН, которого я встретила сегодня днем, был одним из первых, кто их обнаружил. Одну женщину нашли живой. Мертвые тела упали на нее, защитив ее от смерти.
Когда сотрудники вошли туда, они нашли ее в шоке, ползающей среди тел в поисках кого-то. Она искала своего мужа и шестерых детей. Но больше никто не выжил. Если я была на ее месте, я бы хотела умереть. Как можно пережить такое?
Мы встретились с группой бурундийских барабанщиков. Трое мужчин и пятеро детей. Мужчины начинают обучать следующее поколение. Они не хотят потерять свою культуру.
Звук стал громче, когда мы приблизились к ним, самый восхитительный звук — быстрый, сильный, страстный.
Мужчины и мальчики менялись местами, ударяя в барабаны и танцуя. Мне сказали, о чем они говорили. Они желали мне счастья!
Эти беженцы проходят через столько испытаний, но желают мне счастья! Они улыбаются, танцуют и желают мне счастливой жизни.
Моя жизнь настолько легче, чем их. Очень странное ощущение получать это благословение, но я принимаю его и я глубоко благодарна небесам.
Сегодня я выяснила, что будет самолет и что завтра я лечу домой.
Я в машине. Мы практически готовы уехать и сесть в самолет до Дар-эс-Салама. Мне очень повезло.
Я встала в 6.20 утра. Электричества не было. Собираю вещи с фонариком. Я научилась быстро передвигаться, в темноте. Сегодня я уезжаю.
Утром очень холодно, и я думаю о том, каково сейчас беженцам в их маленьких глиняных домах, которые он сами построили.
В них нет электричества. Их обитатели не знают, сколько еды получат. Ночи могут быть такими холодными. Они должны топить дома каждый день.
Вся одежда на детях рваная. Некоторые носят всего лишь лоскутки красной ткани. Когда финансирование сократили и убрали из числа предметов первой необходимости гигиенические прокладки, женщинам раздавали куски красной ткани, чтобы они могли использовать ее во время менструального цикла. Но мне объяснили, что женщины не использовали ткань в этих целях. Они предпочли, чтобы их детям было хоть немного теплее.
Холодно и туманно. Маленький самолет, на который мы должны были сесть, три раза заходил на посадку. Мы сидим в траве на наших чемоданах и наблюдаем за тем, как, наконец, самолет приземлился в грязь.
Я очень голодна. Я перехватила остатки хлеба, когда мы выбегали из дома. Ни кофе сегодня утром, ни электричества.
