Со штурманом хорошенько все обсудите, - скрывая усмешку, хмурится Буркин. - Слетались с ним, наконец?
Штурманом у Ивана - Василий Басалкевич. Назначен к нему неспроста. После того "грозового" полета у них произошел такой разговор. "Вот что, Иван, иди к комэску и доложи, что летать со мной не хочешь". - "Так я же хочу, Вася!""Так я не хочу. А доложить ты должен. А то меня посчитают за труса. При таком-то, как ты, храбреце! Сегодня ты летал, считай, без радиста, завтра тебе не нужен будет штурман. А попкой у тебя в клетке я сидеть не согласен".
Киценко не обиделся. Спокойный и рассудительный Басалкевич ему нравился. Колдует молча в своей "клетке" над картой, а самолет выведет точно и цель поразит. И на аэродром до тумана поспеет. До войны Басалкевич был учителем в младших классах, в минуты откровения вздыхал: "Эх, скорей бы война кончалась! Распустились мои ребятишки, чай, без меня..."
- Слетались, товарищ майор! - поспешно заверяет Иван.
- Ну, а радиста я знаю, - в глазах у Михаила Ивановича мелькают опасные огоньки. - Сережкин его фамилия. Знаю, учтите! Надежный радист.
- Зверь! - подтверждает Иван и тут же прикусывает язык.
В село не поехали, поужинали на аэродроме. Весна в полном разгаре, все цветет, зеленеет, буйствует. Перекурили, лежа на травке, лениво перебрасываясь словечками. Постепенно летное поле стало оживать: люди задвигались, заработали прогреваемые моторы, первые машины порулили на старт.
- Ночные птицы, - определил Жуковец. - Как сумерки, так мы на крылышки...
Выруливаем на старт. По сигналу отпускаю тормоза. Машина медленно набирает скорость. Плавно подбираю штурвал, и тяжелый самолет отрывается от земли.
Экипаж молчит. Ждут, когда первым заговорит летчик.
- Порядок, - говорю, набрав высоту.
- В задней полусфере порядок, - вторит Должиков. Штурман дает курс.
Пролетая над Таврическими степями, видим много пожаров.
- Что бы это значило?
- Бурьян выжигают колхозники, - откликается сведущий в сельском хозяйстве Сашок. - Трэба землицу запахивать, засевать!
Да, "трэба"... Какая она здесь, землица? Вспомнилось лето сорок второго, клубящиеся дымы вдоль дорог, сполохи орудийных вспышек от горизонта до горизонта... Вражеские лавины катились к Волге, бои шли в кубанских, донских, ставропольских степях. Авиация Черноморского флота забыла свое назначение. Бомбили переправы, шоссе, железнодорожные эшелоны, штурмовали скопления вражеских войск. Как во сне, путались дни и ночи, непрерывно ревели моторы, гремели разрывы бомб. Взлеты, посадки, снова взлеты - по два-три раза на
дню, а потом еще ночью... Ад на земле, ад кромешный и воздухе...
В самолете молчание. Кажется, все вспоминают одно и то же. Вспоминают и радуются: в воздухе хозяева теперь мы. И на земле, на родной, на истерзанной, но свободной. Запахивать, засевать...
Метеорологи не ошиблись: море нас встретило дымкой. Яркие звезды на небе, внизу -- мутная тьма. Горизонта не видно, хоть вечер едва наступил.
Тем не менее в район вышли точно. Команда штурмана на снижение. По давно знакомым ориентирам выходим к Сулине. Небольшая "площадка" - строгое выдерживание курса, скорости, высоты - и мины пошли в воду.
- Порядок?
- Порядок.
Разворачиваюсь, над плавнями проскальзываю в море.
- Научились работать, а, штурман?
- А ты только заметил, командир?
Да, минер из Прилуцкого классный. Вот здесь он и начинал. Самое первое задание выполнял по прямой нашей специальности. После степных тех бомбежек, штурмовок...
Наши мысли опять совпали.
- Вспоминал вот, летели сюда, бывшего своего командира. Не довелось Степану Михайловичу увидеть землицу эту опять свободной...
Многим не довелось. Осипов был потом нашим комэском. Погиб в конце лета прошлого года...
Закончилась еще одна ночь. Напряженная, боевая. Все самолеты-минеры успешно выполнили задачу и благополучно вернулись на свой аэродром. Хорошо действовали и осветители.
Иван Киценко, сбросив в Крымских горах груз для партизан, быстро вышел в назначенный район встречи с катерами. Штурман Басалкевич навесил на траверзе мыса Сарыч десять светящих бомб. "Зверь"-радист Николай Сережкин пять раз пытался выйти на связь с моряками, но с торпедных катеров не отвечали: очевидно, опасались радиоперехвата со стороны противника, который был рядом, решили обойтись световым ориентированием.
Командир звена Василий Бубликов в полночь вышел в район маяка Херсонес. Его штурман Александр Королев также навесил десяток "фонарей" с четырехминутным интервалом. Стрелок-радист Сергей Игумнов установил с катерами связь. Те обозначили свое местонахождение красной ракетой. Ввиду сплошной облачности в этом районе самих катеров экипаж наблюдать не мог.
Находчиво действовал в эту ночь экипаж летчика Семена Самущенко. Ему было приказано обеспечить проход катеров на траверзе мыса Тарханкут. Но незадолго до его вылета самолетом-разведчиком в этом районе был обнаружен вражеский конвой из двух больших барж и десяти катеров охранения. Он следовал курсом на Севастополь. На перехват из Скадовска немедленно вышли два наших торпедных катера и катер с "эрэсами". Первыми двумя командовали старшие лейтенанты Подымахин и Латошинский, третьим - лейтенант Иванов. Экипажу Самущенко приказали взаимодействовать с ними.
Штурманом у Самущенко был опытный Григорий Конд-рашов. Он точно рассчитал место предстоящего боя и своевременно привел туда самолет. После непродолжительного поиска экипаж обнаружил вражеский конвой и сбросил над ним светящие авиабомбы. Находившиеся в пяти-шести милях наши катера полным ходом устремились на врага. Подымахин и Латошинский атаковали баржи. Катера охранения обрушили на них шквал огня. С самолета было видно, как трассы автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов буквально располосовали пространство над морем.
Пробиться через такой заслон было невозможно. Моряки изменили решение. Отбиваясь огнем пулеметов и пушек, оба торпедных катера вышли из боя и скрылись во тьме. Катер же Иванова приблизился и открыл огонь из пулеметов и ракетных установок.
Моментально сориентировавшись в обстановке, Самушенко и Кондрашов сбросили еще серию "фонарей". В их свете, то отходя, то приближаясь, ракетный катер Иванова все больше и больше втягивал в бой фашистские сторожевики. И вот наступил момент, когда одна из барж оказалась неприкрытой. Ее моментально атаковали выскочившие из засады Латошинский и Подымахин. Торпеды достигли цели: тяжело нагруженная баржа подорвалась и пошла ко дну. Ее участь разделил и один из сторожевых катеров противника: он потерял ход и был метко расстрелян в упор. Остальные фашистские корабли в беспорядке рассеялись под покровом ночи.
