- Штурман, как?
- Доверни вправо пять. Так держать!
И как раз впереди рвутся бомбы. Надо ж так угадать! Молодец, Александр Васильевич, молодец, Сергей Прокофьевич. Точненько рассчитали время. Враг приспособился к нашей тактике, сбрось они бомбы чуть раньше, успел бы нащупать и нас. А сейчас все прожектора, весь ураганный огонь нацелены в небо над бухтой Круглой.
- Сброс!
- Парашюты раскрылись!
Разворачиваю облегченный самолет в сторону моря.
- На аэродроме Херсонесский маяк рвутся бомбы! Точно определил Жуковец сам просидел когда-то на этом аэродроме полгода. Значит, вырвался Корнилов.
И на вторую цель успел вовремя, теперь все внимание немцев - туда.
- Все как по нотам, штурман?
- У нас - да. Думаю, и остальные разгрузятся, кто еще не успел. Нотам-то тоже, брат, поучиться надо!
Именно. Чтобы такие концерты давать, как Александр Васильевич.
Набираю высоту, ложусь курсом на север. Теперь незачем обходить Крым морем: почти весь полуостров свободен. Пересекаю береговую черту в районе Саки, через час сажаю самолет на аэродроме.
Двое из наших сели раньше, остальные - следом за нами. Все выполнили задачу, никто не побывал под огнем. Вот что значит - знать ноты...
18 апреля. Напряженный трудовой день. Надо перевезти бензин в Одессу, на Школьный аэродром, куда перебазировался наш 11-й гвардейский истребительный полк. Возим в своих баках, по две тонны за самолето-рейс. За день три рейса путь не далек. Три взлета, три посадки на тесный и незнакомый аэродром. И с воздуха глаз не спускай - немец соображает, что не с учебной целью катаемся взад-вперед. Но выбора нет. Десятки тысяч моторов наступающего фронта нуждаются в питании. А тут - бездорожье, весенняя распутица... За день восемь самолетов перевезли сорок восемь тонн горючего - на сто вылетов на истребителях.
Не прекращалась и боевая работа.
Наши сухопутные войска, завершив преследование противника, вышли к севастопольскому оборонительному рубежу. Отдельная Приморская армия соединилась с войсками 4-го Украинского фронта и вошла в их состав. Участь немецко-румынской группировки в Крыму окончательно решена, фашистское командование стремится спасти, что возможно.
В двенадцать часов поступило приказание четырем торпедоносцам нашего полка совместно с пятью бомбардировщиками 36-го нанести удар по кораблям противника, обнаруженным в море воздушной разведкой. Конвой находился в трехстах километрах от Скадовска и состоял из трех транспортов под охраной одного эсминца, одного тральщика и двух сторожевых катеров. С воздуха его прикрывали два гидросамолета "Гамбург-140".
В двенадцать пятнадцать наша группа была в воздухе. Две пары торпедоносцев повели командиры звеньев Иван Киценко и Александр Жестков. Ведущий всей группы - Киценко. Ведомыми летели также опытные воздушные бойцы Василий Ольховой и Семен Самущенко.
За ними, с десятиминутным интервалом, вылетел Александр Ковтун. Его задача - сфотографировать конвой после удара обеих групп.
К сожалению, взаимодействие с А-20 ("бостонами") снова не удалось: наши торпедоносцы оказались в назначенном районе раньше расчетного времени. Цель появилась внезапно. Боевые машины развернулись и пошли над морем, выстроившись фронтом. Ясно были видны не только силуэты транспортов, но и небольших кораблей охранения.
Перед остеклением кабин засверкали разрывы снарядов. Киценко услышал в наушниках напоминание обычно невозмутимого Басалкевича: "Командир, цель..." Но выводить группу на боевой курс не торопился: решил дать возможность ведомым освоиться с непредвиденной ситуацией, как следует присмотреться к вражескому конвою. А фашистским орудийным расчетам - выдохнуться на беглом огне с дальней дистанции. Кроме того, вот-вот могли подойти А-20 для комбинированного удара.
Минуты прошли, ничего не изменилось.
Киценко решил атаковать всей группой самый большой транспорт, водоизмещением шесть тысяч тонн. Торпедоносцы попарно устремились к нему с левого борта. На их пути встал ураган огня.' На кораблях охранения и транспортах стреляло все, что могло стрелять: плевались огнем почти горизонтально склоненные стволы зениток, автоматические пушки "эрликоны", захлебывались очередями пулеметы, с переполненных палуб палили из карабинов и автоматов обезумевшие пехотинцы...
Киценко услышал удар, перебои в правом моторе. Второй удар - снаряд прошил правую плоскость, с треском разорвался сзади. Поврежденный мотор задымил, задергался, сбившись с ритма...
Увидев шлейф дыма за самолетом ведущего, Жестков приказал своему радисту стать на прием. Он ждал команды: "Атаковать без меня". Но Киценко молчал. И только спустя минуту стрелку-радисту Чумичеву удалось поймать: "Торпеды бросать по команде..."
Жестков лучше, чем сам Киценко, видел, в каком положении находился подбитый самолет, и понял эти слова как надо. Над правым мотором машины друга уже полыхало пламя. Но она шла точно по боевому курсу. "Бросать по команде!" А сам... У Жесткова перехватило дыхание. Да, иначе Иван и не мог решить. Дать команду на сброс, а самому донести свою торпеду до борта транспорта, ударить в него тараном...
Все четыре машины неслись сквозь шквалы снарядов и пуль. Киценко выключил горящий мотор, машину резко потянуло влево. Усилившейся струёй воздуха сорвало пламя. Выровняв самолет, Иван крикнул штурману:
- Вася, бросай!
Но торпеда не отрывалась от фюзеляжа. Басалкевич продублировал сброс аварийно - стальная сигара словно прилипла к машине. Громада транспорта наползала на остекление кабины...
- Командир! Выходи, врежемся...
Киценко чудом удержал самолет на развороте: он "сыпался", хотя мотор работал на форсаже. Выхватив машину у самой воды, весь взмокший летчик оглянулся. От самолета Жесткова торпеда оторвалась, когда до транспорта оставалось четыреста метров. Пенящийся след потянулся к цели. За ним - еще два...
Облегченные самолеты выходили из атаки прямо по боевому курсу, перескакивая через корабли. Воздушные стрелки били из пулеметов по палубам, усеянным стреляющими и мечущимися гитлеровцами...
Одна из торпед разворотила корму транспорта, он обволокся дымом, потерял ход, накренился на левый борт. На вторую налетел тральщик. От взрыва он разломился надвое и моментально затонул.
Экипажи вырвались из огненного ада. Три машины окружили подбитый самолет Киценко, тот скользил над самыми волнами. Сверху наседали два "Гамбурга", но меткий огонь двенадцати пулеметов быстро охладил их пыл и заставил ретироваться обратно к расстроенному конвою.
Киценко вел самолет буквально на последнем дыхании. То проваливался до двух - трех метров над водой, то наскребывал метров пятнадцать - двадцать. У сопровождавших его друзей то и дело терялась надежда на его спасение. Но вот показался берег. Из последних сил Иван "забрался" на него, дотянул до Евпатории и с ходу сел в поле, в районе озера Майнакское. Тут выяснилась причина несброса торпеды: перебито управление ее отцепкой.
