Ознакомительная версия.
Мне вспоминается одно личное впечатление. В феврале 1981 года я прибыл из Гаваны на XXVI Съезд партии. В кулуарах съезда я чувствовал себя как-то неуютно, не было обычной раскованности при встречах с коллегами. Может быть, оттого, что я два года отсутствовал? Нить разговора завязывалась и… скоро обрывалась. Они спрашивали меня о Кубе, я начинал рассказ, но собеседники после двух-трех фраз прерывали меня и переводили беседу на внутренние проблемы, причем высказывались в остро критическом тоне. Мне это было непонятно. Они жаловались на недостатки в работе правительства, на то, что Н. А. Тихонов, сменивший А. Н. Косыгина, осторожничает, да и понятно, на 76-м году зачем рисковать. К Секретарям ЦК теперь не достучишься со своими проблемами – возраст и болезни сказываются: „Ты посмотри, как формально, заорганизовано проходит этот съезд? О чем говорить!“ И наша беседа разваливалась.
Наблюдая за президиумом съезда, нельзя было не заметить, как постарели и физически сдали некоторые руководители. Л. И. Брежнев с большим трудом, еле-еле „дотянул“ доклад. А. Я. Пельше, М. А. Суслов, А. П. Кириленко, Н. А. Тихонов выглядели болезненно. Да и немало министров, секретарей обкомов, проработавших на своих постах 15–20 лет и давно перешагнувших 70-летний рубеж, прямо скажу – „не смотрелись“. Политика стабильности кадров, провозглашенная Брежневым в 1965 году, трансформировалась в кадровый застой и, бесспорно, нуждалась в пересмотре. Да, что-то изменилось в стране и в людях за прошедшие два года. Но что? Я тогда не мог найти ответа. Он пришел чуть позже.
Были и объективные причины. Уже невозможно стало вести такое огромное народное хозяйство страны старыми методами. Централизация всё более давила и сдерживала инициативу мест. Ни Госплан, ни Госснаб, ни Минфин, ни другие экономические ведомства уже не были в состоянии „проворачивать“ этот огромный маховик механизма экономики страны. Настоятельно требовались реформы. Надо было разгружать от забот верхние эшелоны власти, передавать права и ответственность вниз.
К тому же всё более расклеивались экономические отношения с зарубежными странами. Контакты нашего руководства с лидерами братских соцстран носили формальный характер. Буксовал Совет Экономической Взаимопомощи.
Было очевидно – необходима ротация, смена руководства, обновление кадров. Нужны поиск и решение экономических и социальных проблем в условиях совершенствования механизма управления, раскрытия потенциала социализма, повышения инициативы и заинтересованности людей в результатах труда. Об этом говорили мы, члены ЦК, между собой…»
«Самодовольный оптимизм» Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева находил отражение не только в речах его самого и ближайших соратников по Политбюро, в официальных документах партийных съездов, пленумов, постановлений ЦК и, соответственно, составлял сердцевину всей партийной пропаганды. «Самодовольная риторика» всё сильнее вступала в противоречие с реалиями экономики, социальной сферы, настроениями в обществе.
На всесоюзных и республиканских семинарах лекторов партийных комитетов и Общества «Знание», в работе которых мне доводилось систематически участвовать, в выступлениях осведомленных и мыслящих ответственных работников Госплана СССР и лекторов ЦК КПСС, начиная с середины 70-х годов, всё откровеннее говорилось о накопившихся проблемах в развитии советского общества.
Радовало то, что многие острые вопросы, о которых всё больше задумывались многие советские люди, были известны высоким компетентным государственным органам, и они не только критически анализировали причины образовавшихся и нараставших проблем, но и высказывали осмысленные, аргументированные соображения о путях их преодоления и разрешения.
Возвращаясь в край, обогащенный, вернее сказать, вооруженный «фактурой» и критическими оценками, полученными на семинарах, я озвучивал эту тревожную, но принципиально важную правду на краевых, городских и районных семинарах лекторов, пропагандистов, партийно-хозяйственного актива. Это воспринималось весьма озабоченно, но терпеливо.
Все ждали решительных действий высшего партийного и государственного руководства. Но оно продолжало жить в атмосфере «самодовольного оптимизма».
О чем говорили высоко компетентные лекторы на всесоюзных и республиканских семинарах? О необходимости скорейшего перевода советской экономики с экстенсивного на интенсивный путь развития, об ускорении научно-технического прогресса, преодоление серьезного отставания СССР от США и других развитых капиталистических государств по уровню производительности труда; о высоком удельном весе ручного, мало производительного труда в строительстве, сельском хозяйстве, в сфере производства товаров и продуктов народного потребления; о критическом отношении к валовым показателям и необходимости смещения акцентов на качество производимых товаров; о сокращении отставания производства средств потребления от производства средств производства и многом другом…
Говорилось о том, что было видно невооруженным глазом. Это были бесспорные, объективные и реалистические оценки.
Но шли годы, а эти проблемы не находили должной озабоченности и решительных действий партийных и государственных органов.
Скажу больше. На всесоюзных и республиканских семинарах можно было услышать достаточно смелый, откровенный и обоснованный критический анализ накопившихся проблем не только в экономике и социальной сфере, но и в области развития теории социалистического строительства. Обнажались негативные вопросы нравственного воспитания советских людей: рост потребительских настроений, стяжательство, накопительство, вещепоклонство, рецидивы частнособственнических и мещанских настроений. Остро говорилось о необходимости поиска радикальных мер по их преодолению и искоренению. Указывались и адреса – откуда всё это идет. Но…
В «тихой заводи», образовавшейся в брежневские годы, как в самом затхлом болоте «рождались черти». Рождались они и в рядах КПСС, и в составе её высшего руководства, прежде всего, и в недрах самого советского общества. И в невероятно большом количестве. Ибо от партвельможества, самодовольства, самолюбования, самовозвеличивания, вседозволенности до перерождения, ренегатства, предательства, дистанция очень короткая…
В послесталинские годы, со времен Хрущева и Брежнева (а это почти три десятилетия советской истории) КПСС постепенно переставала быть единой. С одной стороны – партийная масса, всегда проявлявшая свое одобряющее единодушие, свято верившая с ленинско-сталинских лет в гениальность вождей, их святость и непогрешимость. С другой – сформировавшаяся партаристократия, уверенная в своей безнаказанности, оторвавшаяся от народа и попиравшая его интересы, а заодно и судьбу социализма.
Ознакомительная версия.
