Ознакомительная версия.
04.07.1931
<…> Посылаю Вам, родные, 2 заметки появившиеся в двух последних выпусках Таймс’а, они очень характерны, опять наглядно показывая, как культурная, научная экспедиция, потратившая время, труды и свыше полмиллиона дол [ларов], затраченных американским] научн[ым] учреждением, страдает из-за невероятной невежественности чиновников. Когда же прекратится травля представителей искусства, науки, всей общечеловеческой культуры! <…>
<…> тягостно и мучительно осознавать, как много было упущено и не вмещено, особенно когда я вспоминаю, как много Вы мне дали и старались вложить в меня, когда я была в Дарджилинге. Особенно остро вспоминается мне последний день перед отъездом, когда Вы говорили со мной наверху у себя и просили выполнять все указания, когда приеду в Н[ью]-Й[орк]. А потом пришел наверх Н.К., и его и Ваша ласка ко мне и все заботы о будущем, которые Вы с таким сверхчеловеческим терпением старались вложить в меня, этот момент не может быть забыт. Нет сильнее судьи, нежели голос своего сердца, и когда я вспоминаю, во что я превратила все Ваши указания и мысли, я переживаю муки несравненно острее. <…> еще не искупила прошлого, но [знаю] со всем устремлением и порывом сердца, направленным к Вл[адыке], что радостно идти вперед в общей работе, сознавая всю любовь к нам Великого Сердца.
Родная, теперь я не чувствую одиночества уже долгое время. <…> Настоящее трудно, но будущее лучезарно, и мы проломим стену, но не отступим. <…> Улыбаемся всем неслыханным подлостям и ухищрениям бандитной тактики, которая вообще воцарилась. <…> Знаем, что победим, и сколько чудесных новых сердец пришло к нам со всем порывом негодования и желанием помочь. <…>
<…> во всех действиях, малых или больших, я всегда иду именем Ф[уямы], во имя его говорю, его духом стараюсь проникнуться. <…> При этом у меня всегда в сознании тесно соединены оба образа — Вл[адыки] и Ф[уямы], для меня это одно великое целое, так неразрывно я чувствую величие Их объединенного сознания. <…>
<…> из Вашего письма я вижу, что Вл[адыка] требует великого единения. Каким путем мы можем его достигнуть, если три человека, имеющие между собой полное единение, исключили остальных трех из своей среды? Обсуждения общих дел не существует уже давно, дела решаются тремя и потом [Логваном] сообщаются остальным. <…> это делается так публично, что от посторонних и служащих не скроешь, особенно от последних, и очень печально, видя, как они отражают в своих действиях поступки их хозяев. <…> всеми силами старалась подойти к Ен[те] и Пор[уме], но это невозможно, ибо они этого не хотят. <…> [от Логвана ничего,] кроме холодности и выказывания при служащих неуважения и часто пренебрежения. <…> поддержка учреждений друг другом прекратилась. <…> мы ждали [Енту] как самого светлого посла, помочь <…> делам. Сделалали она это? Единение ее с двумя членами полное, разъединение с остальными — тоже полное. Несколько месяцев тому назад я имела с ней серьезный разговор, умоляя ее о кооперации[301] и о сердечном отношении и терпимости ко мне, ибо с приезда ее <…> после нескольких недель ее пребывания она резко изменила свое отношение ко мне. <…>
<…> Пишу Вам это письмо, преисполненная отчаяния, и потому умоляю Вас, помогите мне. [Зачеркнуто: Очевидно, я совершила или продолжаю совершать что-то, возбуждающее Ваше недовольство, я пытаюсь, вникая в Ваши письма, читая Учение, проследить это, но не могу. <…> я сознательно удалена Луисом от участия в общих делах, и это происходит уже долгое время. Я не знаю, как и чем я могу доказать свое желание, всю устремленность своего сердца к кооперации со всеми, со времени получения вашего письма 2 года назад и приезда Нетти я стараюсь выказать свое раскаяние именно в кооперации, но ее не принимают <…>]
Неужели справедливо игнорирование на каждом шагу, оскорбление, унижение <…> Защищая основы, такхочется почувствовать силу единения, радость совместной борьбы, напряжения общих усилий. Ведь в этом радость и уверенность победы. <…> Скажите мне, родная, что я делаю такое ужасное <…> чем искупить прошлую вину, чтобы почувствовать ласку и любовь от тех, которых стремилась любить больше чем когда-либо и которые отвергают мою любовь и желание работать вместе с ними. <…> Я бы никогда не написала Вам всего этого, если бы не дошла до крайнего предела. <…>
<…> получила Ваше письмо, которое ожидала как спасительный якорь. <…> бесконечно я Вам благодарна за ваше светлое, прекрасное письмо, могу лишь сказать, что, хотя, как Вы пишете, это уже давно известно и бессчетное число раз повторено, все же, получив от Вас опять свет Вашего луча, я как бы вновь прозрела. <…> Я Вам послала вчера же телегр[амму] немедленно по получении от Вас письма, прося Вас игнорировать мое второе письмо, но увы, оно было написано и продиктовано ложными чувствами моего духа. <…> За последнее время мне часто думалось, что я на краю опасности, но теперь я понимаю, в чем была опасность — в мыслях, неправильном толковании жизни, а главное, в разрушительном непонимании сотрудничества. Как Вы правы, родная, говоря, что не поможет нашему усовершенствованию, если мы будем винить других. <…> Вы так глубоко правы, говоря, что мне не нужно забыть о старом посеве; ведь я должна прежде всего изжить все, что посеяла за эти годы (сколько ужасных ошибок, упущений, обид — всех накоплений духа, идущего по кривой линии вместо прямого Указанного пути), а я вместо этого начала присматриваться, в чем, мол, виноваты другие, не поискав сучка в своем глазу. Действительно, видя самое самоотверженное участие в делах со стороны сотрудников, я лишь теперь вижу, насколько я была неправа, думая о том, что отношение ко мне холодное или неправильное: во время опасности я должна была понять, что главное — это защита дел сотрудниками и их помыслы в этом направлении, а не маленькие мысли о том, что кто-то обошел меня. <…> понимаю опасность лицемерия, оно возникает с чувством жалости к себе. Оно страшно, ибо убивает честность. Оправдать себя, взвалив вину на других, в то время как много раз убеждаешься, что ложно понятое слово или известное стечение обстоятельств порождает сеть недоверия и обиды. <…>
Вы и Н.К. были всегда, ко всем доброжелательны! Какой редкий пример Вы нам всегда давали, да ведь было с самого начала сказано в Учении, что «ученик должен иметь глаз добрый». <…> [я] была в периоде ослепления, ибо забыла о радости служения в духе терпимости к другим, терпения к окружающему и строгой проверки в каждодневных действиях. <…> вижу с болью, какую ничтожную часть пути я прошла, если вообще прошла что-либо, поэтому не хочу опять писать обещания, но постараюсь в действиях проявить «доброжелательство и широту мыслей». <…>
Ознакомительная версия.
