бы то ни было руководства.
В последних числах декабря я почувствовала, что решение начальством принято: уже работники ОВИРа разыскивали меня, а не я их. 29 декабря оставалось получить подписи на документах, которые нам было разрешено брать с собой, получить визы.
Выл канун Нового года, во всех учреждениях было не до меня. Когда я приехала в нотариальную контору, которая единственная в Киеве снимает копии и заверяет их, — там как раз сотрудники получили новогодний «паек» — яйца, селедку, мясные консервы, гречневую крупу. На мою просьбу все-таки сделать мне бумаги резко ответили: «Придите завтра».
— Но я не могу завтра, утром я уже должна получить визы.
— А нам все равно. Да и кто вам завтра будет их давать — получите после Нового года.
— Но ведь еще три часа рабочего времени, и я первая в очереди.
— Сегодня вы ничего не получите.
Работники этой консультации знали, как зависимы от них уезжающие, ведь никто больше не мог помочь и сделать то, что делали тут: перепечатать на машинке последние документы, еще свидетельствующие о принадлежности к советскому государству.
Только после моего звонка начальнику ОВИРа и после его указания все было сделано быстро и в тот же день. Видно, что-то важное сказал Сифоров: начальник консультации приказала отложить все пайки и заняться моими бумагами. Машинистки недоумевали — что за спешка и что я за «персона».
То же самое произошло в Министерстве юстиции, где мне должны были поставить всего-навсего печати на копии дипломов об образовании и метриках. И хотя я пришла к открытию Министерства, мне было назначено зайти за бумагами к концу дня (несмотря на то, что я была единственным посетителем в этот отдел). И опять «волшебный» звонок Сифорова решил всё за: через 15 минут я уже имела бумаги на руках.
«Сервис» Отдела виз и регистраций продолжался на всех этапах — впервые в жизни я ехала в Москву поездом, в который невозможно обычно достать билеты, не говоря уже о том, чтобы выехать из Киева в канун Нового года. Билет меня ждал в том самом отделении милиции, в котором пять лет назад обыскивали Леню вместе с Марксом.
За полдня этого последнего для нас года на Родине я получила визу для права проезда через Австрию, а также в голландском посольстве, которое представляет интересы Израиля. Визы оформили как «положено»:
Глава семьи — Житникова Татьяна Ильинина…
Член семьи — Плющ Леонид Иванович.
Цель поездки — постоянное жительство.
В пункты — Израиль.
Действительна для выезда из СССР — до 10 января 1976 и въезда в СССР до —
Через пограничные пункты СССР, открытые для пассажирского движения, — ЧОП.
Выдана — 30 декабря 1975.
К паспорту № —.
Так официально было заверено, что мы больше не советские граждане и не имеем права на возвращение к себе домой. И не только заверено, но и пришлось заплатить по 900 рублей за каждого. 900 рублей — такова цена по официальному курсу советскому гражданину, советскому гражданству.
И хотя была спешка, и видно было, что есть строгое указание нас поскорее выбросить, после Нового года — опять неизвестность. 3 января в ОВИРе мне предлагают ехать в Днепропетровск «отвезти одежду». Приезжаем. Дали обычное свидание — Леня все такой же. Осторожно говорю ему, что уже окончательно все улажено, визы у меня в руках. Я наивно думала, что речь идет о выдаче Лени, оказалось, нужна была только одежда. Начальник говорит мне, что он ничего не знает, так как они только что провели медицинскую комиссию в связи с запросом, а суд еще должен «решить» — выпускать или нет.
У меня в голове полная чехарда. Бегу в областной суд.
— Да, дело у нас. Мы с ним знакомимся. Не волнуйтесь, мы всё будем решать по закону.
— По какому закону? У меня на руках виза, Леонид Плющ уже не советский гражданин. 10 января мы уже должны покинуть СССР.
Молчит. Просит посмотреть визу.
Здесь уж все логично: беззаконное осуждение и такое же беззаконное освобождение. Обычно существует очень жесткая процедура освобождения: медицинская комиссия должна признать человека здоровым, затем дело переходит в суд, там решают, выздоровел ли он в самом деле. Затем длительная процедура оформления опекунства, и тогда только — освобождение. Этот процесс может длиться месяцами, а то и годами, когда уже выздоровевшие люди продолжают находиться в камерах с больными в ожидании суда.
Но государственная машина может крутиться и по-другому. Выдавая мне визу, Сифоров сказал:
— Вы пока оформляйте, а мы будем считать, что уже все в порядке. Вы только напишите заявление, что просите назначить комиссию. И я это заявление передам в Днепропетровск, я быстрее это сделаю.
Так я никогда и не узнйю, а был ли вообще и суд, освободивший Плюща. Тот самый суд, о котором я столько хлопотала, исписав горы заявлений во всевозможные инстанции.
Да, все решается ЗАКОНОМ. Законом беззакония.
Одежду, которую мы привезли, я не отдала.
— Я не хочу участвовать в ваших спектаклях. Отправляйте его за границу в том, в чем он у вас ходит.
Билеты до Чопа нам тоже продали по заявке ОВИРа. Сначала отказались продать билеты матери и сестре Лени. Пришлось устроить скандал. Разрешили.
Проводы. Приехали друзья, все, кто только смог приехать в будный день. Такси, на которых отъехали от дома, шли в сопровождении эскорта машин КГБ. Вагон оцеплен — ближе милиция, подальше — «в штатском».
Так и стояли: МЫ и ОНИ.
Мать и отец — увижу ли я их когда-нибудь!
В Чопе нас уже ждали, провели в комнату для интуристов, попросили никуда не выходить с территории вокзала. Лейтенант, который нас «опекал», объяснил, что ничего не знает, ему сообщили, чтобы мы ждали: когда будет самолет из Днепропетровска, он не знает.
В Чоп нельзя взять билет, не имея документа о выезде. Точнее, билет можно взять, но из вагона в Чопе не выпустят. Клара Гильдман, которая решила попробовать выйти из вагона, в котором она ехала, была задержана милицией.
В ожидании мы просидели на вокзале весь день. Нас любезно провели в ресторан для интуристов; специально открыли только для нас. Было удивительно, что больше никого из отъезжающих не видно. Уже потом, в Братиславе, мы встретились с группой людей с Украины, которые ехали вместе с нами из Чопа. Они догадались, кто мы, потому что осмотр в таможне им провели очень быстро, не так, как это делается обычно.
Днем мне предложили взять билеты до Вены. Я отказалась, заявив,
