Не могу не согласиться с высказыванием чиновника немецкого правительства Михаэля Мартеса о патриотизме: «не делай идола из своей страны, поскольку существуют общечеловеческие ценности для всех наций, включая твою» (Сегодня. 1994, 31 августа). То есть, оставаясь всегда глубоким патриотом, не становись слепым националистом, оправдывающим все, что бы ни происходило дома. Помни об определении нации, данное французским мыслителем Эрнестом Ренаном в 1882 году: «Жизнь нации есть ежедневный плебисцит». В этом определении для меня лежит глубокий смысл: патриотизм мой не исключает объективного критического отношения к своей стране, нации, исключая лишь предательство их.
А вот что говорит о разведке разведчик Д. Блейк: «…Считаю шпионаж «суровой необходимостью», или, скажем сильнее, «необходимым злом», навязанным государствам их соперничеством и конфронтацией, существованием острых конфликтов между странами, а также войнами или угрозами войны» (Цит. по газ.: За рубежом. 1990, № 40).
Ну, а как же, глубоко уважаемый мною Д. Блейк, обман, со сценических подмостков, когда талантливые артисты во всю силу своих способностей вводят в заблуждение зрителей, заставляют их верить в те образы, которые они представляют? Ведь это тоже обман, хотя и более кратковременный, но часто очень действенный. Обман во имя искусства? Значит, добро, а не зло? А почему разведка — зло?
Совершенно правильно сказал один из публицистов: стоит только подумать о том, что могло твориться в мире, в котором сталкивались бы безумные амбиции политических и военных руководителей, не осведомленных разведками о реальном положении дел! Авантюр и кровавых столкновений было бы значительно больше, так же, как и политических иллюзий и скандалов на государственном уровне.
Беда с разведками часто происходит тогда, когда эти службы из помощников правительств начинают стремиться к подмене их, к активному формированию политики государства.
В этом сыграла свою негативную роль атмосфера «холодной войны», в осуществлении которой роль разведок непомерно возрастала, что приводило к неоправданному росту их влияния на политику западных государств. Это было особенно заметно в США, где ЦРУ превратилось в «невидимое правительство», а также в ФРГ, где БНД стремилась определять не только внутреннюю, но и внешнюю политику.
Непонятно также, почему нужно доказывать полезность разведки для государства, а не требовать этого от, скажем, полиции, армии, дипломатов.
Тот факт, что разведки действуют всегда, во время войны и в мирное время, почему-то подвергается сомнению. Этому способствует, в частности, нарушение государственного статуса разведслужб, когда начинается борьба за контроль над ними между правительственными инстанциями страны.
Так, в некоторых государствах, где имеется противостояние главы государства в лице президента и парламента или руководителя правительства, начинается борьба, как во времена «Трех мушкетеров». Например, в 1995 году в Словакии спецслужба СИС, подчинявшаяся президенту, по принятому под давлением оппозиционных сил закону, перешла под руководство премьерминистра. Теперь СИС будет представлять свои секретные сведения премьеру, а не главе государства. И сможет собирать компрометирующие материалы на самого президента. Ясно, что это означает конфронтацию между главой государства и формально подчиненной ему исполнительной властью, что имело место и в других странах, например в Польше. Там это вылилось в скандальное «дело премьера Олексы», инспирированное бывшим президентом Лехом Валенсой (Ржевский В. Спецслужба выходит из подчинения президенту. Новости разведки и контрразведки. 1995. № 11, 12).
Столкнувшись в процессе совместной работы с польскими коллегами с проблемой проникновений в защищенные, практически неприступные с первого взгляда объекты, увидев сугубо специфические, особенно в психологическом плане, условия работы специалистов-«взломщиков», я порою погружался в размышления.
Невольно думалось о том, что же испытывают эти чудомастера своего дела, когда прокладывают себе путь через всевозможные явные и скрытые преграды, как воспринимают свою встречу с «чужим» хранилищем, которое таит угрозу, полно неожиданностями, скрытыми секретами защиты хранимых сокровищ.
Когда я писал об агентурных операциях ТФП, я упоминал, что агент или разведчик, решая разведывательные задачи, в соприкосновении с противником всегда неизбежно сталкивается с конфликтной деятельностью, которая подчиняется своим психологическим законам.
А как же разведчик, которому при проникновениях противостоят не живые противники, а расставленные ими неодушевленные сторожа? Ведь он, живой исполнитель, психологически настраивается на конфронтацию, можно сказать, на конфликт с заочным противником, представленным своими сторожами. И также обязан проникать в замыслы заочного противника, отгадка которых может облегчить преодоление поставленных им преград.
Хотя конфликтная деятельность предполагает участие в ней не менее двух явных противостоящих противников, в операциях ТФП одна из противоборствующих сторон явно не участвует в противостоянии. Более того, по замыслу и сути такой тайной операции может только априорно противостоять «взломщику», не зная конкретного противника, вступающего в конфликтную деятельность с нею.
Такая своеобразная конфликтная деятельность при операциях ТФП состоит в том, что противник заранее принимает всевозможные меры противодействия, исходя из известных ему сведений о методах, приемах и возможностях своего неизвестного оппонента.
При этом, естественно, принимаются в расчет психологические факторы и дефицит времени, являющиеся элементами конфликтной деятельности.
Мы же, осуществляя операцию ТФП, также априорно, с максимально доступной точностью учитываем его возможности защиты интересующего нас «сокровища» и практические меры противостояния нам.
Такая предварительная работа нашего мышления необходима для успешного практического противостояния во время самого процесса проникновения, когда приходится считаться с возможным появлением непредвиденных препятствий.
Если в обычной, явной конфликтной деятельности оба противника (или обе противные стороны) изменяют свои действия в соответствии с действиями противной стороны, то при ТФП позиция противника остается статической (не считая неучтенной нами неизвестной системы сигнализации, подчас сложной и загадочной). Она требует от нашей стороны всех тех качеств, которые необходимы для успеха в конфликтной деятельности при явном противостоянии. При этом, однако, задача проникающих облегчается отсутствием необходимости конспирирования своих действий (по крайней мере в процессе их совершения), но усложняется тем, что невозможно наблюдать признаки психологической рефлексии противника, готовящего для нас ту или иную ловушку.
