Но эти предположения Василия оказались преждевременными. Однажды его опять пригласили на конспиративную квартиру. Оказывается, старый начальник ГРУ рассказал о своем личном порученце новому. На этот раз на встрече был не сам начальник ГРУ, а генерал Сурин Сергей Иванович.
Сурин пристально посмотрел на Ромашкина, которому уже был знаком подобный оценивающий взгляд, когда начальство по внешности, по ответному взгляду, по манере держать себя делает первое заключение о пригодности человека для намечаемого дела.
Ромашкин тоже внимательно посмотрел на генерала. Сурин был немолод, седина посеребрила его виски. Лицо у него было тонкое, о таких обычно говорят «интеллигентное». Хотя Ромашкин отлично понимал, что интеллигентность определяется не внешностью, а иными, внутренними качествами человека. Глаза у генерала были не строгие, как полагалось генералу, а усталые. «На такой работе будешь усталым», — подумал Ромашкин.
Без лишних слов генерал, как старший не только по званию, но и по возрасту, сразу перешел на «ты»:
— Мне нужен работник, которого не знают в управлении. Тебя не знают. Тебе предстоит заниматься встречами с людьми, о которых, кроме меня, а теперь вот и тебя, никто не должен знать. Это люди очень высокого ранга, и если узнают об их связи с нашей разведкой, сам понимаешь, будет величайший скандал, и вся политическая или служебная карьера этого человека рухнет. Не говоря о том, что мы потеряем бесценного для нас агента. Тебе тоже не надо узнавать, кого ты увидишь. А если и узнаешь по внешности — никогда, никому ни слова! Ты в курсе: у нас есть категория секретности на пятьдесят и даже сто лет. То, о чем я говорю, относится к категории вечной тайны. Личности, о которых идет разговор, очень крупные, государственных масштабов. Если их связь с нами станет известна даже через несколько десятилетий, перевернется не только его личная репутация, но даже какой-то отрезок истории той страны, где он жил и работал. Обязанность твоя будет заключаться в следующем: ты будешь получать от меня сообщение о том, когда и куда прибывает гражданин N. Обычно это будет военный аэродром. К указанному времени ты прибываешь на аэродром, встречаешься в диспетчерской с руководителем полетами. Он будет предупрежден о необходимости содействовать тебе во всем. Как только поступают сведения о заходе на посадку нужного тебе самолета, ты выезжаешь на машине к месту, которое укажут в диспетчерской. Как правило, в — — йтгттлт г™™**» слгътттяжя только наш пассажир. Рейс этот специальный по нашему задстиии. лшчш*^ ^~~* ^~ —,____ не из своей, а из третьей страны, в которую он выезжает конспиративно от своих соотечественников или открыто под предлогом отдыха или других надобностей. Впрочем, все это тебя не касается. Твоя задача встретить, посадить в свою машину так, чтобы никто из посторонних не видел прибывшего. Понял?
Ромашкин кивнул.
— Никто! Из диспетчерской ты едешь к самолету один. На стоянке не должно быть никакой обслуги, ни механиков, ни заправщиков, ни охраны. Кстати, оружие иметь при себе обязательно и -" — — — ~—' ~~.гмгт;го ттптл-м^иатк немедленно, без предупреждения. При опасности вернуть пассажира в самолет, вместе с ним задраить дверь самолета и вызвать по радио сотрудников безопасности. После ликвидации нападения все удаляются. Повторяю, пассажира никто не должен видеть. А ты увозишь его на конспиративную квартиру, которая в каждом случае будет указана мною конкретно. Я думаю, нападений никаких не будет, это я на всякий случай сказал. Главное — встретил, никто не видел, доставил на квартиру. А потом, после завершения
нашей с ним работы, опять так же скрытно отправил клиента восвояси. Вопросы есть?
— Мне надо знать заранее, где находится конспиративная квартира, проехать по маршруту к ней, чтобы не заблудиться с пассажиром.
— Резонно, — согласился генерал, — такую возможность я тебе предоставлю. ещё вопросы?
— Обеспечение на квартире — питание, охрана, наблюдение за пассажиром, он может выйти с квартиры по своей инициативе.
— Это тебя не касается. Это наши заботы. Твое дело: привез, отвез и чтобы никто не видел.
— Все ясно, — сказал Ромашкин. — Когда приступать? Каковы мои взаимоотношения с прямым начальством по службе?
— Работа эпизодическая, по мере надобности. Твое начальство будет предупреждено о твоем необходимом отсутствии. Но ещё раз напоминаю: на твоей работе никто не должен знать, чем ты занимаешься. У нас в Главном управлении ты не появляешься. Случаи предательства и перехода на ту сторону продолжаются. Газеты читаешь? — не спросил, а утвердительно сказал Сурин. — К сожалению, кроме того, что попадает в печать, есть случаи… Ну да ладно, не о том речь. Тебя не знают возможные будущие перебежчики — это очень важно. Поэтому именно ты будешь заниматься тем, о чем я сказал.
Первое задание прошло точно по описанию генерала Сурина. Он позвонил и сказал, без вступления и объяснений:
— Запиши адрес.
Ромашкин записал.
— Клиент прибывает на Чкаловский аэродром в районе восемнадцати часов, плюс-минус полчаса. О результатах докладывать не надо, я буду знать.
Ромашкин проехал дорогу к даче, по указанному адресу. Она оказалась по пути к аэродрому. Наверное, специально такое место подобрали, чтобы не кружить с клиентом по городу. Дача оказалась небольшой, деревянной, старинной постройки. Василий вошел во двор, калитка была не заперта, охраны не было видно, собак тоже. Постучал в дверь. Вышла пожилая женщина — экономка. Василий назвал свою фамилию.
— Я в курсе, — коротко ответила хозяйка.
— Скоро приедем, — сказал Ромашкин и удалился. На аэродроме он встретил свой «борт», как называли диспетчеры. Пассажир — немолодой, круглолицый. Кстати, лицо он закрывал поднятым воротником плаща и надвинутой шляпой. «Как в детективном фильме», — подумал Ромашкин. Затем они благополучно доехали до дачи, и Ромашкин передал своего подопечного экономке. Через два дня Василий таким же способом отправил визитера на самолете.
Задания приходилось выполнять нечасто, все они проходили однообразно. Иногда только менялись конспиративные квартиры.
Некоторых прибывающих Ромашкин узнавал в лицо, по фотографиям, которые видел раньше в газетах или в кинохронике. Иногда по этому поводу про себя с удивлением восклицал: «Вот это да! Ни за что не поверил бы, даже если бы кто-то сказал, что он на нас работает».
Все визитеры были неразговорчивы, с ними и сам старался не говорить, объяснялся одним словом или жестами: «Пройдите сюда», «Пожалуйста, в машину».
Иногда у Василия возникала мысль: «Зачем так рискуют „грушники“: приезд в нашу страну таких крупных личностей, при всех предосторожностях, может завершиться провалом из-за какой-то случайности». Но, видимо, были какие-то указания, которые надо было давать лично, глядя глаза в глаза, без использования средств связи или посредников. А может быть, изредка эти личные общения нужны были с «воспитательной целью», чтобы агент помнил, на кого он работает и кто его фактический «хозяин»?
