Её следовало понимать так: на пароходе «Заря» выехал из Николаева в Одессу под наблюдением филеров революционер, которого следует арестовать и ждать дальнейших сведений о задержанном дополнительно.
Обыкновенно по таким делам и вообще секретным сношение по телеграфу производилось депешами, текст которых зашифровывался буквами или цифрами. В экстренных же случаях, особенно при внезапных отъездах серьёзных наблюдаемых, за неимением времени для шифрования посылались по образцу упомянутой «торговые» телеграммы за подписью филера.
К приходу «Зари» на пристань был послан наряд полиции, которому николаевский филер указал наблюдаемого для его задержания. Последний, выхватив из кармана револьвер, выстрелил в упор в полицейского надзирателя, но промахнулся. Я распорядился, чтобы стрелявшего привезли ко мне в управление на опрос.
В сопровождении двух конвойных ввели в мой кабинет маленького роста еврея, лет 20–22. Тщедушный, чахоточного вида с бледным лицом, блондин, бедно, но вычурно одетый, в состоянии полной апатии, арестованный посмотрел на меня совершенно мутными глазами. Такой взгляд и апатия мною несколько раз наблюдались у боевиков тотчас же после совершения убийства, когда момент действия требовал напряжения всех моральных и физических сил; но чаще констатируется обратное, т. е. после убийства одного человека убийца имеет влечение к совершению ещё таких же преступлений. Когда по просьбе арестованного, назвавшегося Канторовичем, были сняты с него наручники, он, усевшись на стул, впал в какое-то отупение и бессмысленно блуждал глазами из стороны в сторону. Конвойные вышли, и я ему задал вопрос: «С какою целью Вы стреляли?» Канторович опомнился и твёрдо ответил: «Я террорист и принципиально без сопротивления не сдался». Когда же я ему указал, что теперь в Одессе военное положение и ему угрожает серьёзная кара, он заметил: «О происшедшем не сожалею, а промахнулся только потому, что у меня был револьвер «Бульдог», а не «Браунинг»».
Этот маньяк был настолько убеждённым бакунинцем, что с уверенностью заявил: «Если бы Вы побеседовали со мною некоторое время, то несомненно согласились бы с правильностью моих взглядов».
Канторович был предан военно-полевому суду[220].
Побеги политических арестованных из русских тюрем, мест ссылки и даже каторги были частым явлением. В организации побегов принимали участие как местные, так и заграничные комитеты партий, отпуская на это дело деньги и всячески ему содействуя.
Частые побеги были возможны благодаря слабому тюремному режиму, и напрасно левая пресса утверждала, что режим западноевропейских тюрем был легче и гуманнее русских.
Побег был всё-таки не простым делом и требовал, помимо прочего, получения различных предметов для своей подготовки.
Частые свидания с заключёнными без соблюдения тюремных правил и предупредительных мер, отчасти добродушие надзирателей позволяли арестантам использовать приходивших к ним лиц для установления связи с находившимися на свободе единомышленниками и получения различных предметов, необходимых для подготовки побега, как то: пилок, гвоздей, ключей и т. п. Бывали случаи, что такие предметы обнаруживались тюремной стражей в коробках с зубным порошком, гильзами, в хлебе и т. д.
Когда в общие тюремные камеры попадали орудия взлома и заключённые решали совершить побег, то, по строго установленному тюремному обычаю, в распиловке решётки или выдалбливании стен принимали участие все арестанты, даже те, которые отказывались бежать.
Хитро выдуманные планы побегов и изощрения, к которым прибегали политические арестанты, указывали на большую энергию, настойчивость и упорство в достижении свободы.
Из многих побегов политических арестантов, с которыми мне приходилось сталкиваться по делам, некоторые несомненно интересны.
Известный социалист-революционер, террорист Гершуни, убийца уфимского губернатора Богдановича[221], ухитрился бежать из каторжной тюрьмы следующим образом.
Во время прогулки арестантов на тюремном дворе к находившейся там кухне подъехала подвода с несколькими кадками капусты. Когда капуста была перенесена в кухонный погреб, подкупленный заранее возница вынес оттуда пустые кадки и в одной из них поместил Гершуни, а затем не торопясь выехал за тюремные ворота
Беглецу при организованной помощи партийных товарищей удалось проехать в Японию, а оттуда в Италию.
Работающая ныне у большевиков и занимающая видное положение некая Смидович, сестра автора «Записок врача» Вересаева[222], однажды была доставлена из киевской тюрьмы в помещение жандармского управления для допроса. По его окончании, проходя во дворе к тюремной карете, она сказала сопровождавшему её жандармскому унтер-офицеру, что хочет пройти в уборную. Оказавшийся в коридоре конвоир рассказывал потом, как он видел, что сейчас же после входа Смидович в уборную оттуда вышла какая-то женщина в платке. Так как Смидович долго не показывалась, то унтер-офицер заглянул в уборную и нашёл там шляпку и пальто. Смидович, которая, очевидно, быстро переменив свой внешний вид, прошла мимо невнимательного конвоира и скрылась.
Из московской женской тюрьмы совершила побег группа женщин. Следует сказать, что снаружи здание тюрьмы охранялось слабо, и этим обстоятельством главным образом и воспользовались составители плана побега.
Путём тайной передачи записок на свиданиях, при рукопожатиях или в момент поцелуя был выработан такой проект. Исправным и покорным поведением заключённые должны были не только усыпить бдительность старшей тюремной надзирательницы и всего служебного персонала, но и получить некоторые льготы. Затем, по задуманному плану, представлялось необходимым сделать ключ к замку тюремных ворот, чего никак не могли исполнить находившиеся на «воле» единомышленники без слепка с замочной скважины. С трудом арестанткам удалось достать восковую свечу, которую они обратили в комок, а затем успели сделать необходимый им слепок. Долгое время его не могли передать на «волю», но наконец добились того, что слепок попал в руки организаторов побега, и ключ был готов, а после нескольких неудачных попыток оказался в тюремной камере.
Настроение заключённых было крайне нервное, напряжённое и, боясь быть обнаруженными, они друг друга удерживали от поспешных решений. Однажды к вечеру, когда сумерки спустились, внимание привратника ими было искусно отвлечено, и он удалился от ворот на значительное расстояние. В этот момент ворота были открыты, и 8 арестанток оказались на свободе.
