В действительности Тарантович не лгал.
После ухода из Варшавского охранного отделения чиновника Бакая, который оказался предателем, работавшим в интересах революционеров, конспирация как принцип была вновь проводима в отделении с особою строгостью, а секретная агентура охранялась с возможной тщательностью.
Через несколько дней Тарантовичу было объявлено, что по партийным соображениям ему предстоит выехать в Рим и ждать там дальнейших распоряжений, в силу которых он или останется в Италии, или же должен будет уехать в Америку.
Тарантович принял переданную ему партийную директиву как знак проявления доверия и с лёгким чувством в компании «Зигмунда» и «Князя» отправился в столицу Италии. В Риме в пансионе на улице Фратино они наняли две комнаты и своим хозяевам заявили, что приехали по коммерческим делам, которые иногда могут вызывать их отлучки на 2–3 дня.
В результате как спокойные жильцы они не вызывали никаких подозрений, когда отсутствовали из квартиры в течение указанного срока. Однажды они привезли с собою большую корзину и объяснили, что она им нужна для дороги, во время их постоянных переездов.
Как-то случилось, что названные постояльцы не появлялись домой в течение пяти дней. Обеспокоенный хозяин решил оповестить об этом полицию. Представители власти прибыли для осмотра закрытого помещения. С внешней стороны не было заметно никакого беспорядка, но когда открыли большую корзину, то ужас обуял присутствовавших: в ней оказался разрезанный на части труп человека с сильно обезображенным лицом, на котором были отрезаны уши и нос. Труп подвергся в значительной степени разрушительному действию негашеной извести, которая в изобилии находилась в корзине. Фотографические снимки не могли дать даже малейших признаков для опознания жертвы преступления; но на трупе оказались часы варшавского изделия, а пуговицы на костюме давали указания на варшавского портного.
Эти обстоятельства послужили поводом для пространных сношений Римской префектуры с варшавскими властями, которыми вскоре и было установлено, что в корзине находился труп Тарантовича.
По этой картине читатель может судить, какие нравы царили в подполье Польской социалистической партии
Глава 18
Убийство фабриканта Зильберштейна
Вакханалия убийств прошла широкою полосою в 1906–1908 годах в Польше. Польская партия социалистов, создав кадры «боювцев»[218] для терроризации агентов власти в крае, в то же время обратила своё внимание и на представителей промышленности и капитала.
Какое-либо незначительное недоразумение рабочих с предпринимателями часто заканчивалось кровавою расправою.
Одно из таких убийств особо характерно.
На фабрике Зильберштейна в Лодзи рабочие, предъявив экономические требования, настаивали на личных переговорах с владельцем. Делегаты рабочих, в большинстве принадлежавшие к Польской социалистической партии, при переговорах с директором фабрики вели себя вызывающе, угрожали насилиями и забастовкой, если их требования не будут удовлетворены.
Директор фабрики обо всём поставил в известность владельца, и тот, вопреки данному ему совету, решил лично войти в переговоры с рабочими. Приехав на фабрику, Зильберштейн прошёл в ткацкое отделение, где собралось несколько сот рабочих, и объявил им, что, по рассмотрении их требований, он считает возможным удовлетворить лишь некоторые. В заключение он сказал, что данное им обещание будет выполнено, если рабочие тотчас же разойдутся по своим станкам и приступят к работе. Но толпа не унималась — начались крики, свистки и угрозы… Рабочие настаивали на выполнении их требований полностью…
Зильберштейн, не теряя самообладания, призывал к рассудительности и повиновению, но, видя, что уговоры тщетны, сказал: «Хозяин должен быть хозяином» и потому он объявляет, что если ему рабочие немедленно не подчинятся, то фабрику он закроет. Тогда окружавшие Зильберштейна рабочие один за другим стали наносить ему побои, а вышедший из толпы боевик-«пепеэс» «Валек» несколькими револьверными выстрелами убил фабриканта.
Зильберштейн, уже в бессознательном состоянии, просил дать ему воды, на это к нему приблизилась работница народной партии «Марися» и плеснула в лицо умирающему чашку нечистот.
Всё затихло, и толпа быстро разошлась, а преступники скрылись… Через некоторое время все скрывшиеся, и в том числе «Валек» и «Марися», вновь появились на работе.
Фабрика была оцеплена. Все рабочие разделены на сорок групп и опрошены по заранее составленным вопросам, чем быстро удалось выяснить виновных, которые были задержаны и одиннадцать человек расстреляны.
Это убийство способствовало отрезвлению фабрикантов и заводчиков Лодзинского района, которые отказались от дальнейшей материальной поддержки партии «народовцев»[219], боевыми дружинами которых они пользовались для охраны фабрик и личной безопасности.
К этому не лишним будет добавить, что Зильберштейн принадлежал к числу фабрикантов, известных в Лодзи своею гуманностью.
Глава 19
Холмщина и П.А. Столыпин
В 1908 году правительство было занято обсуждением вопроса о новой Холмской губернии, куда должны были войти несколько уездов Седлецкой и Люблинской губерний.
Большинство населения последних составляло православное русское крестьянство, находившееся в бедственном состоянии под гнётом польских помещиков. Неграмотные, всегда полуголодные, грязные, оборванные, часто вовсе без белья, крестьяне не имели никакой собственности и во всех отношениях зависели от своих хозяев, которые их эксплуатировали самым бессовестным образом, обычно называя их «быдло» (скотами). Безропотно несли свой тяжёлый крест эти люди, так как даже этот скудный заработок они могли получить только в помещичьих экономиях.
Когда правительственный проект был близок к осуществлению, польские помещики объявили своим русским батракам, что все не принявшие в течение двух недель католичества будут выгнаны из их владений. В итоге несколько десятков тысяч православных крестьян было введено в лоно римско-католической церкви в течение одного месяца.
Целью означенного требования было доказать, что будто бы русское правительство и православное духовенство во главе с епископом Евлогием ложно указывают, что в упомянутых местностях преобладает русский православный состав населения. Однако польские помещики в этом отношении не действовали самостоятельно, а лишь исполняли директивы своих объединённых национальных организаций.