Ознакомительная версия.
20.03.1934
<…> все, к чему прикасается наш родной Гуру, дает чудные ростки. <…> о Юрии <…> — какой это прекрасный, сильный дух, какая глубина мысли, широта заданий, зоркость, понимание людей — многому учишься, беседуя с ним. <…> Замечательные указания дал мне Н.К. для будущего — мудрость его неисчерпаема, и он открывает все время новые горизонты. <…>
<…> с раннего утра и до вечера наши светлые и родные, наши чудесные сокровища, с нами. Каждый свободный момент мы с ним, слушаем, учимся. Родной наш Гуру диктует, направляет, указывает, входит во все детали, дает самые благие пути для преодоления трудностей. Конечно, их немало, но мы верим, что, идя путем великодушия, путем терпимости, мы все преодолеем. Даже то, что кажется самым серьезным, а именно острый денежный вопрос, и это, я чувствую, уладится. При расширении сознания, при применении всего того, что Вы, родная, нам пишете и Гуру теперь указывает, найдутся новые пути, и мы найдем средства для того, чтобы начать с новыми силами построение временно приостановившихся действий. <…>
<…> Им диктуются письма, указываются решения на будущее, на оздоровление учреждений, как привлечь поток новых сил, новых людей, усилить работу наших Комитетов. Одно только грустно — что время летит слишком быстро, хотя Он и с нами с утра до ночи, как великий врач, все время ставящий диагнозы и дающий лечение. Радостно и близкое сотрудничество с Удр[аей] — какой широкий ум, мыслящий свободно, без предрассудков и смотрящий зорко в будущее. Очень рады мы все тому, что он так активно входит во все дела наши и старается помочь советом и мыслями. <…>
<…> Он[308] здесь видит[309] целый ряд людей, помимо сотрудников по разным отделам и обществам. Давая характеристику многих из них, он помогает нам в наших будущих отношениях с ними. Как всегда, видим его мудрость — ничего не отсекается, ничто не нарушается, но умело и осторожно поворачивается ко благу. <…>
<…> Вчера <…> была освящена Часовня Св. Сергия. <…> Атмосфера была насыщена самыми светлыми мыслями и молитвами Преподобному, прося Его Благословения на наши дальнейшие действия, чтобы прийти к светлому будущему. <…> Перед службой наш родной Гуру зажег неугасимую лампаду, которая будет все время гореть в Часовне. <…> все мы дали свои иконы св. Сергия. <…> Гуру назначил меня хранительницей Часовни — нет большей радости для меня, как беречь и охранять Часовню и Его Имя у нас, направляя искренних и хороших людей, приходящих к нам, к Великому Подвижнику. <…> шлю мои мысли и благодарность за все Ваши указы мне <…> на расширение сознания и понимание величия всего происходящего. <…>
<…> Много изумительно-прекрасного и торжественного прошло за эти неповторяемые дни пребывания с нами нашего Гуру. Непередаваемое терпение его, любовь, излучаемая им на нас, глубокое понимание всех мыслей и мотивов каждого, оправдание в малом и требование долга в великом — какой великий дух руководит нами! <…>
<…> он спросил меня забавную вещь: значит, Вы теперь делаетесь христианкой, если так любите и служите св. Сергию? Я ему на это ответила, что служу Ему уже 14 лет. Пока он удовлетворился, но что будет дальше, во время молебнов, не знаю. Научите, родной, как поступить — сделаю все, что скажете, чтобы не ввести уже приближающихся в заблуждение. Когда-то на вопрос о религии я отвечала, что во мне столько же христианской, сколько и другой крови, и, может быть, первая и превышает вторую; не знаю, могу ли продолжать употреблять эту формулу. <…>
<…> Стараемся находить друзей, созываем комитеты, хочется не упустить ни одного из указанных Вами и Н.К. путей. <…> Прежде всего постараюсь быть бережной в словах и разговорах. <…>
<…> еще собираем наши комитеты, ибо понимаем, как нам крайне необходимы все новые элементы, как в людях, так и в обстоятельствах. <…>
<…> Жалея непонимающих, все же должно каждому оглянуться на себя, не вызвал ли он чем-нибудь раздражение сотрудниках…> Вспоминаю Ваши слова <…> что, возможно, именно Панама будет первой в официальном признании [Пакта] — так оно и случилось. <…>
<…> Сегодня пришли очень неприятные вести от Друга [Уоллеса]. Во время его отсутствия, а его не было в Вашингтоне] больше месяца, Р[айерсон] <…> отправился в Стар[ый] Дом и сказал там о нежелательности иметь главой экс[педиции] не своего соотечественника], так что Ст[арый] Д[ом] уведомил по телеграфу] Яп[онию], а также и Хар[бин] о том, что эскорт и необходимая поддержка может быть дана лишь в том случае, если М[акмиллан] или С[тивенс] будут во главе экс[педиции]. <…> Теперь понимаю, почему письмо Е.И. было столь серьезным, приводя Указания о сомнениях Друга и его прислушивании к малым подчиненным (выражения мои — передаю лишь смысл). <…> Он должен был устроить свидание с Шатающ[имся — Рузвельтом], должен был осветить все значение приезда, но все это не было им сделано. Е.И. <…> просит М[одру] говорить ему правду и сказать сильно обо всем плане и его работе для всего плана <…> Хотя он уверяет, что все улажено, но я этому не верю. <…>
<…> Сегодня знаменательный день — официальное появление в здешних газетах [информации] о том, что Муз[ей] переходит обратно под первоначальное управление <…> Теперь последует письмо к бондх[олдерам] и известная процедура, и, вероятно, к осени мы сможем уже получать известную цифру для просветительной] программы, каковая и была установлена и одобрена. Так после двух с половиной лет борьбы с всевозможными препятствиями мы пришли к предуказанной победе. <…>
<…> Как это ценно для нас читать Ваши письма к этим новым сотрудникам и видеть, как Вы оберегаете, родная наша, все духовные ростки, но вместе с тем шлете строгие указы там, где нужно искоренить начинающийся вред. Бесконечно учусь на каждом письме и каждой строчке от Вас — благодарна от всего сердца за присылаемые копии. <…>
<.. > не забуду, как во мне загорелось сердце, когда Вы, родная, впервые произнесли в Вашем письме слова о Живой Этике — как бы прозвучал зов помощи заблуждающемуся человечеству! И все Ваши дальнейшие слова и Указания углубляли необходимость внесения Живой Этики в жизнь. <…>
Ознакомительная версия.
