18 июля войска 1-го Белорусского фронта, начавшие Люблинско-Брестскую наступательную операцию, прорвали оборону противника западнее Ковеля и вскоре вышли к реке Западный Буг, форсировали ее, создав плацдармы на левом берегу. Мы до самой реки двигались за боевыми порядками пехоты. Наш танк шел в батальоне головным. Уже на подходе к Западному Бугу едва не попали в аварию.
Ночь была очень темная, шли, разумеется, без огней, по хорошему шоссе, скорость километров 40 в час. На такой скорости противотанковая мина тебе не страшна. Как правило, она взрывается уже позади танка, когда он ее проскочит.
Идем, значит, с ветерком, тьма кромешная, шоссейная дорога чуть светлее окружающего ландшафта. И вдруг дорога словно оборвалась, впереди темный провал. Жму на рычаги, машина резко тормозит. В наступившей тишине слышу журчание воды, чувствую запах речной сырости. Заряжающий Воробьев за моей спиной ругается — от резкого торможения он набил себе шишку на лбу.
— Что случилось? — спрашивает лейтенант Погорелов.
Вылезаю по пояс из открытого люка. Танк буквально навис над чернеющим внизу обрывом. В темноте едва видны остатки взорванного деревянного моста. Включил я стоп-сигнал, сдал машину назад. Отираю со лба холодный пот, докладываю лейтенанту. Сзади подходят еще машины. Товарищи собрались у моего танка, подшучивают: ты, мол, везучий, чего, дескать, тормозил — прыгал бы сразу на ту сторону речки. А мне совсем не до шуток. Обрыв метров десять глубиной. Не притормози я вовремя — не только наш танк, но и другие, шедшие следом, могли оказаться там, на дне.
Командир батальона капитан Кульбякин послал разведчиков искать объезд. Нашли место, где берега пологие, переправились. Речка-то пустяковая, воробью по колено. Ну а я себе зарубку на будущее сделал: надо быть еще более внимательным.
К рассвету батальон вышел к Западному Бугу, переправился по понтонному мосту. Саперы навели его так ловко, что противнику трудно было обнаружить мост. Он весь под водой и обозначен только двумя рядами штырьков-поплавков. Когда ведешь танк по такому мосту, вода доходит чуть не до люка механика-водителя.
На левый берег Западного Буга 107-я танковая бригада переправилась без происшествий и потерь. Авиация хорошо нас прикрывала. С плацдарма, обогнав пехоту, мы вошли в прорыв. Бригада действовала как передовой отряд 2-й танковой армии. Двигались быстро, разгоняя фашистскую пехоту, давя артиллерию. Пленные в один голос твердили, что появление здесь русских танков было для них полной неожиданностью.
Километрах в десяти северо-восточнее города Пухачева 3-й батальон развернулся в боевой порядок, наш взвод, как обычно, на левом фланге. Слева от нас низина, справа вдали лес, впереди, на высоте, ржаное поле. Во ржи стоят две тридцатьчетверки. Одна машина подбита, другая загорелась у нас на глазах, как только выскочила на гребень высоты.
— Аккуратнее! — приказывает мне лейтенант Погорелов. — Фашисты засели на обратном скате высоты. Начинаем охоту.
Это и впрямь охота. Они сидят в засаде, ждут, когда очередная тридцатьчетверка выскочит на гребень. А наша машина потихоньку, на первой скорости, ползет вверх по склону, как бы крадется к гребню. Веду танк к кустарнику, что рядом с невысокой раскидистой сосной. Маскируясь в кустах, наблюдаем. Отсюда, с горы, открывается вид на окрестности. За высотой — луга и мелколесье.
— Вижу «пантеру», — докладывает стреляющий Владимир Голованенко. — Правый край мелколесья, влево сорок.
Теперь уже все мы видим затаившийся в засаде тяжелый немецкий танк. Его пушка направлена на гребень, где горит тридцатьчетверка. По команде Погорелова веду танк вдоль гребня высоты, чуть ниже его. Находим место, скрытое от наблюдения танкистов противника. Переваливаем гребень, через мелколесье идем на сближение с «пантерой». Вот и она. Сперва видим башню, потом часть корпуса. Голованенко всаживает два снаряда подряд в бортовую броню тяжелого танка. Он окутывается дымом. Готов!
Дальше к Пухачеву батальон двигался, не встречая организованного сопротивления. Противник в панике метался по ржи, как рыба в сетях. Дадим два-три выстрела из пушки, башнер ударит из пулемета, и они уже бегут. Жаль было мять танком рожь — отменной вымахала она в то лето сорок четвертого года.
Уже за Пухачевом нагнали мы немецкую полевую кухню. Тянул ее здоровенный черный жеребец. Солдат-возница услышал гул мотора, оглянулся, погнал лошадь к лесу. Но далеко не ушел. Один из автоматчиков (мы шли с десантом на броне) догнал его, привел к танку. Солдат бледен, трясется, дрожащей рукой пытается незаметно снять с груди какую-то медаль. Лейтенант Погорелов знал немного немецкий язык. Он тут же допросил пленного. Успокоившись, тот рассказал, что искал зенитную батарею, а нашел разгромленную советскими танками огневую позицию. Еще он рассказал, что тыловые немецкие части отходят большой колонной по этой дороге к мосту на реке Вепш.
Подъехал на своем танке командир роты капитан Карпенко, узнав о показаниях гитлеровца, приказал:
— Гоните аллюром три креста: надо сесть на хвост колонны, чтобы фашисты не успели взорвать мост…
Ну мы, конечно, погнали машины на полной скорости. Колонну, как таковую, догнать не удалось. Она распадалась и разбегалась по частям при нашем приближении. Десятки брошенных подожженных и нетронутых автомашин, конных фургонов и повозок стояли по обочинам дороги. Удалось нам главное — захватить мост в целости и сохранности. Не для себя старались — для пехоты и тыловых своих подразделений. А сами мы надеялись перебраться через реку вброд, так как грузоподъемность моста, обозначенная на карте, была всего 15 тонн. Не для танка Т-34 деревянный этот мост.
Но когда вышли к реке, увидели, что дело скверное. Наш берег обрывистый, противоположный — пологий, но топкий. Заряжающий Воробьев вброд перешел через речку, самое глубокое место ему по горло. Кричит оттуда:
— Дно илистое! Не река — болото. Сядут танки!
Скоро у моста собрался весь батальон. Комбат капитан Кульбякин говорит:
— Попробуем мост. Как считаешь, Мацапура?
Отвечаю:
— Попробовать можно. Разрешите?
Экипаж и десантники сошли с машины, лейтенант Погорелов пошел через мост впереди танка. Он как бы ведет меня. Включаю вторую скорость, мост покряхтывает, дышит, как живой. Ведь в нашей тридцатьчетверке сорок тонн веса. На середине моста был стык бревенчатого настила, проложенного с этой и с той стороны. Подвожу машину к стыку, чувствую, как моя часть моста садится в воду. Еще миг — и стык преобразуется в ступени, в лестницу, по которой танк не поднять. Включаю сразу четвертую скорость, машина проскакивает стык и благополучно выезжает на берег. Используя этот прием, прошли за нами и все танки батальона. Мост изогнулся к воде, как лук, но непомерную для себя нагрузку все-таки выдержал.
