Задворные люди представляли собой в Московском государстве, наряду с деловыми людьми, класс пашенных холопов, пополнявшийся в XVII в. большею частью из дворовых людей. Деловые люди жили на господском дворе, обрабатывали дворовую пашню, которую землевладелец пахал на себя; задворные люди жили особыми хозяйствами и на отдельных участках земли, которые они получали от землевладельцев за оброк или за барщину. В течение всего XVII в. указанные два вида пашенных холопов мало-помалу смешивались между собою. В составе сельского населения, благодаря стремлению землевладельцев переводить своих дворовых людей на пашню, образовался многочисленный класс земледельцев-холопов, устроенный одинаково с земледельцами-крестьянами, но не тянувший тягла и не подлежавший поэтому мирским разрубам и разметам. В перепись 1678–1679 гг. задворные и деловые люди впервые были переписаны наравне с крестьянскими тяглецами, а затем московское правительство начинает привлекать их к отбыванию государственных повинностей: сперва податной (1695), а потом и рекрутской (1705). Подушная подать сгладила все различия (порою малоуловимые на практике) между крестьянами, людьми дворовыми, деловыми и задворными, образовав один класс крепостного крестьянства и завершив процесс постепенного перехода прямой подати с сохи и живущей четверти на двор и с двора на душу.
Оправдательное донесение Карлу XII Рижского губернатора Дальберга (по поводу посещения Риги Петром Великим в 1697 г.)
При посольстве Лефорта и Головина, отправленном в 1697 г. в западные поморские государства, как известно, находился Петр под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова. Прием, оказанный этому посольству в Ригe шведским губернатором Дальбергом, был настолько далек от того, чего считал себя вправе ожидать русский царь, что враждебное чувство глубоко залегло в его сердце.
На обратном пути из-за границы, в 1700 г., Петр, при свидании с королем Польским Августом II и во время переговоров о заключении союза против Швеции, высказал желание, чтобы король польский «помог ему отмстить обиду, которую учинил ему Рижский губернатор Дальберг» (Соловьев, История Poccии, т. XIV).
По-видимому, Карл XII узнал о неудовольствии царя приемом, оказанным ему в Риге Дальбергом, лишь в 1699 г. Это явствует из помещаемого ниже оправдательного донесения Дальберга Карлу XII от 8 марта 1700 г.
Стокгольм
1 октября 1888 г.Ваше величество!
Я получил с всенижайшим благоговением письмо от 28 ноября, которое вашему величеству благоугодно было мне написать, с приложенным извлечением из всенижайшего донесения послов вашего величества из Москвы от 21октября, касательно жалоб, заявленных царскими комиссарами, которые утверждают, что царскому посольству, проследовавшему в 1697 году через Ригу, будто бы не были оказаны должные почести и что с посольством этим обращались неподобающим образом, как с варварами и татарами.
Послы вашего королевского величества действительно писали мне во время своего пребывания в Москве и сообщили перевод жалоб, заявленных царскими министрами во время конференции; но так как письма эти до меня не дошли, будучи перехвачены на Московской почте вместе с несколькими другими, то я и не имел никаких известий об этих жалобах до возвращения послов вашего королевского величества из Московии и до прибытия их в Нарву, откуда они мне написали и доставили копии со всех утраченных писем.
Поэтому я тем более имею оснований благодарить ваше величество, сознавая милость, оказанную мне приказанием сделать вашему величеству точный доклад о том, как в действительности все это было, со всеми подробностями; ибо это дает мне случай доказать мою невинность и полнее оправдаться в неверных нареканиях царских министров.
Ваше величество! Эти нарекания были бы слишком чувствительны для человека, который, как я, всю жизнь старался приобрести такт и уменье обращаться в свете, посещая те страны и местности, где учтивость и светский лоск наиболее в ходу; и было бы весьма тягостно после этого быть невинно обвиненным в подобных поступках, будто бы я поступал так неприлично, как они заявляют, и будто бы я не имел достаточно ни чести, ни светского лоска, ни разума, чтобы прилично встретить посольство великого государя.
Однако, принимая во внимание дух и обычаи московской нации, я могу легко утешиться: ибо чем учтивее с московитами обращаться и чем более им оказывать почестей, тем менее достигается предположенная цель – удовлетворить их желаниям. Напротив, поступая с ними так, бываешь завален их безграничными претензиями на бо́льшие почести и выгоды; неминуема с их стороны отплата неблагодарностью за все оказанное им добро, если только не все их претензии удовлетворены.
Для меня, государь, служит лучшим удовлетворением, какого я только мог желать, быть в состоянии доказать, до какой степени обвинен я несправедливо московскими комиссарами. Я нисколько не упустил озаботиться и дать надлежащие приказания, дабы это посольство было хорошо принято со всеми возможными почестями и даже с большим почетом, чем все предшествовавшие посольства, которые до сего проезжали через этот город.
Так как я вполне понял, насколько необходимо при настоящих обстоятельствах сохранение добрых отношений, поэтому я постарался отличить прием этого посольства во всем, в чем казалось возможно. Мне было весьма желательно, для большего обеспечения себя, иметь точные приказания и резолюции вашего величества относительно некоторых пунктов, дабы действовать без колебаний; но, по краткости времени, я не имел возможности дождаться этих приказаний, о коих я всенижайше ходатайствовал пред вашим величеством, и потому я был принужден собирать на месте необходимые сведения и для этого писать в Ревель[56] и Нарву, дабы получить оттуда сведения, как поступали в подобных случаях, в особенности дабы узнать, было ли оказываемо угощение в этих городах Московским посольствам.
Ответ был отовсюду тождествен, то есть что посольствам этим нигде не было оказываемо гостеприимство бесплатно. Прилагаемый список под лит. А содержит перечисление Московских посольств, кои с 1660 года проезжали через Эстляндию, Лифляндию и Ингерманландию по пути в Швецию или в другие государства, и в числе их нет ни одного, которое было бы встречено с особым почетом. Тем не менее я дал приказания относительно приема этого посольства, основываясь главным образом на постановлениях договоров касательно подобных случаев, и даже старался, насколько казалось приличным, в данном случае оказать больший почет при приеме, дабы дать этим доказательства наибольшей дружбы.