по существу никакого понятия о том, как ему решить своё будущее.
Ирина, самая старшая, не теряла времени с нами, младшими, и предпочитала общество и беседы взрослых. Видимо, из всех нас она страдала больше всего от сознания, как всё могло бы быть иначе. Нас, младших, это вообще не угнетало: мы смотрели вперед, полные любопытства, и с нетерпением ждали, когда же мы встанем на собственные ноги. Каждое новое жизненное открытие превращалось для нас в удивительное, волнующее приключение.
Хотя Ирина производила впечатление, что намного старше нас, она оставалась всё же ещё школьницей, для которой наша с Мисси солидарность и независимость были, вероятно, часто серьёзным испытанием. Однако, когда позднее надо было вести дом (она делала закупки и готовила), мы помогали ей, как только могли, подавали во время еды и мыли потом посуду.
По воскресеньям дом наполнялся гостями из Парижа, и Ирина удивляла всех своими вкусными блюдами; часто на столе появлялось и наше любимое блюдо битки – мелко нарубленное куриное мясо, плавающее в сметане, за что её очень хвалили. Мы, дети, принимали участие во всех весельях, развлечениях и беседах, музыкальных встречах и долгих послеобеденных прогулках гостей.
Конечно, приезжал и дядя Адишка Вяземский, если это позволяли его занятия скачками. С раннего детства он был одержим страстью к лошадям; затем, когда повзрослел, стал управлять в России конным заводом Вяземских. За границей он был признанным авторитетом своего дела, и так как знал родословную каждой лошади, то мог почти всегда предугадать победителя. Несмотря на это, он никогда не играл.
Каждый год у нас в гостях появлялась дама, её белые, как снег, волосы, не совсем подходили к молодому лицу и весёлому смеху. Даже её имя звучало весело: Олала Мумм. Она всегда привозила мама какой-нибудь роскошный и чаще всего совершенно бесполезный подарок: шляпу от Rebout, платье из знаменитого дома мод или огромный флакон редких духов. Мама, которая никогда не покупала ничего для себя, радостно краснела и, принимая с протестом подарок, выглядела снова юной и беззаботной. Мы, дети, любили её подругу за её веселость и свежую фантазию, которые она приносила в наш мир, мучимый постоянной экономией. Её сопровождала красавица дочь – волшебное создание по имени Елена, которой мы восхищались; позднее она вышла замуж за американского писателя и критика Эдмунда Вильсона. Многие из гостей мама были водителями такси или зарабатывали на жизнь подобными занятиями. Они шутили над своей работой, как будто бы не имели к ней ни малейшего отношения.
Валериан Бибиков, который женился на двоюродной сестре папа из семьи Толстых, был водителем туристического автобуса в Париже. Летом он возил туристов по всей Европе, и это он любил намного больше. В Австрии после рабочего дня он часто встречался с испанским королем Альфонсом XIII, который случайно проводил лето недалеко от Клагенфурта, где они встречались, чтобы поболтать. Король был почётным комендантом полка, в котором служил Валериан в России, и поэтому темы их бесед были неисчерпаемы.
Как-то его шефы узнали об этих встречах и обиделись, что их не познакомили с королем. «Хотя они очень милые, нельзя было их ему представить!» – извинялся Биби.
Он был совершенно лысым, с лицом, как из резины, – на нем можно было прочесть всякую мысль и любое настроение. Его остроумные шутки и человеческое понимание всех и вся завоевывали всеобщие симпатии, даже сотрудников коммунистической «СОТ» и у союза транспортников Front Populaire. Хотя он часто впутывался в оживлённые политические споры без всякой мысли о последствиях, которые могли быть всё-таки довольно неприятными, коллеги в конце спора кричали ему с любовью и уступчиво: «Ну ты, старый Биби!».
Граф Капнист, который оставил в Одессе свою знаменитую фарфоровую коллекцию, имел обыкновение в свободные от работы дни побродить по барахолке – Маrché aux Puces. С причёской из белёсо-седых волос, торчащих, как щётка, он был похож на хорошо откормленного общительного ежа. Лёгким шагом прогуливался он мимо столиков со старьем, которые были разложены справа и слева, и опытным глазом находил какую-нибудь надтреснутую чашку или склеенную тарелку со знаком знаменитой мануфактуры, которая была бы ему по карману – по доходам таксиста. Эти сокровища украшали стены его крохотной квартирки, которая находилась в непритязательном жилом квартале одного из парижских предместий. Его другим увлечением было приготовление блюд, это было увлечение и его жены; её грохочущий голос и всё увеличивающиеся объемы излучали уют. Они часто приглашали друзей на вкуснейшие обеды при свечах. Он гладил тогда любовно лучшие экземпляры коллекции и представлял гостям своё последнее приобретение.
Мы, три маленьких девочки, было нам тогда лет по десять, сидели в длинных ночных сорочках на перилах галереи, которая располагалась перед нашими комнатами на втором этаже высокого под потолком домашнего театра. Снова мы провели ночь в доме Юсуповых в Булонь-сюр-Сен на окраине Парижа под присмотром княгини Зинаиды, называемой её любимой внучкой Бу, и её преданной здоровенной русской горничной, а также лающего ревнивого пекинеса. Как подруги её внучки Беби, мы воспринимали княгиню как нашу третью бабушку, её сын, князь Феликс Юсупов, и его жена, племянница последнего царя, утверждали, что они неспособны быть воспитателями, и полностью предоставили свою дочь заботам княгини. Она чаще всего отдыхала на диване – с высокой причёской, в элегантных мягко струящихся одеждах с высокой застёжкой, выдержанных всегда в траурных тонах, так как она так и не смогла смириться со смертью своего старшего сына. Она была хрупка и нежна, никогда не повышала голоса и вела спокойную жизнь под защитой своего окружения, обожавшего и уважающего ее. Несмотря на хрупкость, она обладала большой внутренней силой, всегда была полна участия к каждому, постоянно готова на сострадание и помощь, всегда тиха, светла и понимающа. Когда её сын и её друзья проводили с ней несколько часов, они покидали её ожившими, словно напившимися из тайного целебного источника. Мы сидели в её комнате за маленьким столом и рисовали – мы любили играть поблизости от неё. Пить чай рядом с ней было совершенно особенной наградой, и разрешалось лишь тогда, когда она не ждала гостей. Часто она вынуждена была после этого отдыхать, и мы очень следили за тем, чтобы не шуметь, хотя сердили, дразнили и щекотали милую старую горничную, пытаясь втянуть её в нашу возню и отрывая от работы.
Юсуповы всё ещё содержали в своих домах собственные театры, это казалось им естественным. В Булони он был построен и разрисован их другом, художником Александром
