Между тем Оренбург, его культуртрегерская верхушка, переживали глубокий шок: к ним приехал ревизор… то бишь Андрей Разин. Он обставил свой приезд по классической гоголевской схеме, известной еще из знаменитого «Ревизора», и оренбургское чиновничество повело себя так же классически, в духе провинциального трепетания перед могущественным «центром».. О том, как развивалась эта комедия, рассказано немало, в том числе и самим Разиным. Мне трудно здесь что-либо добавить, поскольку свидетелем этих событий я не был. Все происходило без меня.
Разин появился у меня дома к концу своей «инспекционной» поездки. Предложил с ним завязаться. Я тут же согласился. Оренбургская атмосфера, сложившаяся к тому времени вокруг меня, ничего хорошего не сулила. Разин же обещал златые горы. Конечно, узнай я своевременно некоторые факты, связанные с разинским приездом в Оренбург, я бы насторожился. Но эти факты всплыли гораздо позже. Выяснилось, в частности, что отношение Андрея ко мне было вовсе не танин однозначным, каким он его представил, явившись ко мне домой. То ли он сомневался, не помешаю ли я ему в «новом» деле… То ли вел какую-то свою игру… По крайней мере, когда он посетил редакцию областной молодежки, то на эпитеты в мой адрес не скупился. Вячеслав Моисеев, сотрудник газеты, вспоминает об этом так:
«Однажды жарким летним днем в мой кабинет вошли двое — директор областного научно-методического центра А.И.Рублев и неизвестный мне худощавый молодой парень среднего роста.
— Вот, — сказал Алексей Иванович, — товарищ из Москвы. Хочет с вами поговорить.
Парень предъявил командировочное удостоверение на бланке, помнится Министерства культуры, а также корочки, в коих значилось, что податель сего Разин А.А. работает в студии а Рекорда опять-таки при Министерстве культуры…
…Андрей Разин принялся ругать нашу редакцию за то, что мы осмелились напечатать статью о «Ласковом мае» без согласования с директором школы-интерната № 2 В.Н.Тазикеновой. Много интересного узнал я в тот день от товарища Разина — и что мальчик травмирован свалившейся на него славой, а ему надо учиться, и что директор интерната озабочена дурным влиянием на Юру Сергея Кузнецова, и что Кузнецов наркоман, пьяница и еще чего похуже (вообще им прокуратура занимается), и что Юру эксплуатируют и наживаются на нем…
…Я начал тихо звереть, когда Разин по третьему кругу принялся объяснять, что мы были неправы, напечатав заметку «Неизвестные «звезды». Я не мог уяснить, что же ему от нас надо. А надо ему было, как я теперь понимаю, чтобы мы с дрожью в голос заверили, что больше никогда-никогда не станем писать о «Ласковом мае» и уж, конечно, не поместим впредь ни одной фотографии группы. Для чего это было нужно Разину? Могу только предполагать. Разин понимает, что при почти полном отсутствии информация о «Ласковом мае», он может легко вживиться, «трансплантироваться» в нее, чтобы стать неотъемлемой ее частью. К тому моменту, когда группа появится на телевидении, зазвучит по радио, когда о ней начнет писать центральная пресса, он, Андрей Разин, «как тут и был» с самого начала…»
Наверное, догадка Славы верна. Но мне в то время, летом 1988 года, не хотелось видеть в приезде Андрея никакой крамолы. Я видел в нем такую озабоченность судьбой группы, какую до этого не встречал ни у кого. Он четко и энергично расписал перспективы, план действия, и я понял, что с этим администратором не пропадешь.
4 июля я отправился в Москву. Я знал, что этот день сулит мне какой-то новый этап в жизни. Вот какой только — плохой ли, хороший — не догадывался. И сейчас удивляюсь, что собственная рука, водимая необъяснимой интуицией, вывела тогда в «историческом» блокноте: «4.07.88 Рождение «левого» «Мая». Хотя интуиция тут ни при чем. Просто в первый же день я узнал факты, которые меня насторожили. В Москве я с удивлением обнаружил, что Разин под нашу фонограмму уже несколько дней проводит концерт некоего мифического «Мая». Да не где-нибудь в доверчивой глубинке, а в центре столицы — в ЦПКиО им. Горького…
Потом…
Потом…
Потом…
В общем, конфликты с Разиным у меня начались с самого начала. И с самого начала были все основания назвать то безобразие, которое он делал — «левым» «Маем».
Нелюбовь у нас в народе к левой стороне. И всякую халтуру почему-то называют левой (левый рейс, левый заработок). И плюются-то, отгоняя нечистого, через левое плечо. Может, в нечисти все и дело? Может, издавна заметил народ, что все нечистое на совесть подбирается к человеку слева, там, где ближе доверчивое сердце и где не защищена оружием рука?
…Пели в разных концах страны под шатуновскую фонограмму «левые» солисты. Разваливался, погибал мой «Ласковый май», не успев воспрянуть из пепла. И даже Пахомов не мог спасти положения. (По тем причинам, о которых я уже сказал, брать в Москву Костю я вообще не собирался. Им заинтересовался Андрей, и при первой же встрече с Костей у меня дома, в Оренбурге, пригласил Костю с собой. Если бы не Андрей Александрыч, Пахомов бы до Москвы не добрался, он должен быть благодарен Разину за это, хотя тот его и гасил постоянно, перекрывал кислород… Например, однажды запретил работать в Питере, где мы выступали…) Угасал «Май»… Будто нарушив календарную череду, вплыл в осень, в промерзлый ноябрь. Немудрено, что в это тоскливое время я вспомнил о Шатунове. Дай, думаю; слетаю к нему…
Юрий Васильевич встретил меня, как ни в чем не бывало. Все, что было связано с конфликтом между нами, сошло с него, как с гуся вода.
Мы с ним поговорили. Он мне рассказал, что недавно его вызвала Тазикенова и спросила:
— Хочешь в Москве учиться?
Он ответил:
— Еще чего…
— Нет? Ну, все, иди! — и ничего не объяснила: почему в Москву, зачем, с кем… Оказалось, этот вызов был связан с официальным запросом Разина, цель которого — перевести Юру в интернат № 24 города Москвы. Разин не собирался отказываться от Шатунова, Шатунов был нужен и ему.
Все это я рассказал Юре. Юра сразу же загорелся:
— Кузя, я с тобой поеду в Москву!
— Нельзя, — сказал я. — Снова скажут, что я тебя своровал. А сам подумал, оставь Юрку здесь, его снова так загрузят, что потом никаким способом не вырвешь.
Я позвонил Разину. Узнав о моих планах, он заявил:
— Никакого самовольства! Хорошо, что ты с ним встретился, восстановил отношения. Но больше ничего не предпринимай. Это дело криминальное. Я сам его выцарапаю…
Организаторского таланта Андрея Александровича я еще не знал во всем объеме, зато знал все «таланты» Тазикеновой. А тут еще сам Шатунов настаивает: «Поехали…» Ну, поехали, так поехали. Я взял билеты, и 9.09.88 мы с Шатуновым оказались в Москве, у Разина, который просто обалдел от нашего поступка. Он тут же начал оформлять Юрку в школу-интернат № 24. Когда все формальности с устройством Юры в интернат закончились, он подключился к нашим гастролям. Барнаул, Северодонецк, Запорожье… Другие города и веси…
