Предъявляется документ о потоплении пассажирского корабля «Сити оф Бенарес». Там находилось около двухсот пассажиров, включая сто детей. В результате торпедирования все они были потоплены.
Обвинитель цитирует затем судовой журнал германской подводной лодки, потопившей британское торговое судно «Чиф Мид». И перед мысленным взором всех присутствующих в судебном зале раскрывается страшная картина:
«Гром и треск. Затем все кончилось. Всплывает масса обломков. Мы приближаемся, чтобы определить название судна. Команда спасается на лодках и обломках... Вылавливаем спасательный круг. На нем нет названия. Юноша в воде призывает на помощь: «Помогите, помогите, пожалуйста». Другие очень спокойны. Они, по—видимому, продрогли и устали. На лицах выражение холодной ненависти. Идем старым курсом...»
Обвинитель оглашает показания одного матроса с потопленного подводной лодкой тральщика «Норин Мари».
«Я плавал в воде … Немецкая подводная лодка не погружалась, а преднамеренно шла в моем направлении, и когда она была в 60—70 ярдах от меня, открыла стрельбу короткими очередями из пулеметов. Так как ее намерения были совершенно очевидны, я погрузился в воду и оставался там до тех пор, пока подводная лодка не прекратила огонь и не исчезла. Противник безжалостно расстреливал из пулемета беспомощных моряков, находившихся в спасательной шлюпке № 2».
Что это, случайность? Или то, что юристы называют эксцессом, действием командира подлодки, выходящим за пределы полученных им инструкций? Или же он прямо следовал приказу?
Дениц отвечает с негодованием:
— Я уже заявил вначале, что уничтожение лиц, оставшихся в живых после потопления судна, является нарушением солдатской боевой морали, и я никогда не издал бы такого приказа.
Дениц вовсе не настаивает, чтобы ему верили на слово. Защита просит огласить показания бывшего командира германской подводной лодки капитана 3-го ранга Ганса Витта. Этот свидетель сообщает суду о вызове его к Деницу в июне 1943 года. В то время, по словам Ганса Витта, имели место случаи обстрела британскими летчиками беззащитных моряков с потерпевших аварию германских подводных лодок.Это вызывало возмущение среди матросов и офицеров. Многие предлагали прибегнуть к возмездию и также нападать на беззащитных британских моряков с потопленных торговых судов.
«Я воспользовался случаем, — заявляет свидетель, — чтобы доложить гросс—адмиралу об этом настроении... и узнать его точку зрения. Гросс-адмирал резко отклонил мысль о том, чтобы нападать в бою на противника, ставшего беззащитным. Даже если враг и действует столь бесчеловечно, говорил Дениц, мы не можем мстить ему такими же действиями».
Кажется, ясно. А вот обвинители не поверили и обосновали свой скептицизм документально.
3 января 1942 года Гитлер встречается с японским послом Осима. Он разъясняет послу, что, сколько бы судов ни построили Соединенные Штаты, одной из самых больших проблем для них будет недостаток персонала. Когда обнаружится, что большинство моряков погибло при потоплении судов, американцы столкнутся с трудностями в наборе новых команд. Кроме того, подготовка новых команд требует значительного времени.
— Мы боремся за наше существование — сказал Гитлер, — и в этой борьбе не должны руководствоваться какими—либо человеческими чувствами.
На этом основании Гитлер считает необходимым отдать приказ: если команда торпедированного судна не может быть взята в плен (а на море такое случается часто), подводная лодка должна подняться на поверхность и расстрелять людей, пытающихся спастись.
Дениц вспоминает и признает, что после беседы с Осима обожаемый фюрер спросил его, «нельзя ли действовать против спасательных лодок и других спасательных средств»?
Кранцбюллер. Что значит «действовать» против них?
Дениц. Это значит действовать против них оружием...
Может быть, Дениц напомнил тогда Гитлеру о Лондонском протоколе 1936 года? Отнюдь нет. Дениц предпочел издать 17 сентября 1942 года приказ, которым, по существу, реализуется преступная идея Гитлера. В день издания этого приказа Дениц записал в своем дневнике: «Внимание всех... офицеров снова привлекается к тому факту, что любые усилия, направленные на спасение членов команд потопленных судов, противоречат элементарным требованиям ведения войны, т. е. уничтожению вражеских судов и команд».
Один из командиров немецкой подводной лодки, некто Экк, уличенный в преднамеренном уничтожении моряков, спасающихся после пиратского потопления их судна, после войны был приговорен союзным судом к смертной казни. Дениц по этому поводу заявляет:
— Он действовал по собственной инициативе и притом его целью было не уничтожить экипаж потопленного судна, а уничтожить обломки, так как был уверен, что в противном случае на следующий день из-за этих обломков будет обнаружен.
Дениц говорит об обломках, но умалчивает о людях, которые держались на них в воде, пытаясь спастись. Однако при допросе защитник гросс—адмирала косвенно признает это.
Кранцбюллер. Вы одобрили действия Экка?
Дениц. Я не одобряю его действий, так как... ни в коем случае нельзя отходить от солдатской морали.
А в чем же эта мораль? В том, чтобы не расстреливать обломки? Уже из самого вопроса и ответа на него очевидно, что, хотя и со скрипом, Дениц фактически вынужден признать, что Экк расстреливал в воде спасшихся людей. Иначе трудно истолковать и заключительный диалог адвоката со своим подзащитным:
Кранцбюллер. Кроме этого случая с Экком стал ли вам известен... другой случай, когда какой-нибудь командир немецкой подводной лодки открывал огонь по погибающим или спасательным средствам?
Дениц. Нет, я не знаю ни одного.
Но придет время, и Дениц вынужден будет признать, что не только Гитлер в беседе с Осима, но и другие правительственные инстанции считали необходимым «принятие решительных мер» по уничтожению команд потопляемых судов:
— Летом, кажется, тысяча девятьсот сорок третьего года я получил письмо из министерства иностранных дел, в котором мне сообщалось, что примерно восемьдесят семь процентов экипажей возвращается домой после потопления торговых судов.
В ведомстве Риббентропа такое положение считали «нежелательным» и спрашивали Деница: «Нельзя ли что—либо предпринять против этого?»
По мере того как обвинение методично воздвигало вокруг гросс—адмирала непроницаемую стену улик, защита тоже не дремала. Частенько она стремилась упредить очередной удар.