В период пребывания в промокшей от ливней Канденаббии Аденауэр узнал о том, что его собираются избрать членом французской Академии моральных и политических наук — немалая честь для иностранца, а тем более немца. Церемония должна была состояться в Париже в ноябре. Ясно было, что здесь не обошлось без личного вмешательства де Голля. Долг платежом красен — и Аденауэр еще больше укрепился в намерении сделать все, чтобы ликвидировать наметившийся, по его мнению, в политике кабинета Эрхарда крен в сторону демонтажа франко-западногерманского договора, крен, который он теперь уже прямо связывал с фигурой министра иностранных дел Шредера.
Первым шагом в этой аденауэровской кампании стало его выступление в Промышленном клубе Дюссельдорфа, где он реанимировал второй «план Фуше» по созданию политического союза европейских стран, отметив, что его осуществление должно начаться «совместными консультациями между Германией и Францией». Те же идеи он повторил в интервью газетам «Рейнише меркур» и «Франс-суар». Хитроумным маневром против Шредера стала неожиданная поддержка Аденауэром инициативы но переизбранию Любке президентом на второй срок; его, мягко говоря, сомнения насчет способностей Любке не изменились, но это было.не так важно, важнее был факт плохих отношений между президентом и министром иностранных дел. Сто процентов было за то, что Любке будет против присутствия Шредера в будущем кабинете, который должен быть сформирован после парламентских выборов 1965 года, потому следовало обеспечить, чтобы Любке остался.
3 июля 1964 года в Бонн для первой встречи с новым канцлером ФРГ прибыл генерал де Голль с сопровождавшим его обычным эскортом. Утром того дня, когда должны были начаться официальные переговоры, де Голль навестил Аденауэра в Рендорфе. Оба так увлеклись беседой, что де Голль, несмотря на предупреждения помощников, явился на встречу с канцлером на двадцать минут позже оговоренного срока. Поступок явно невежливый, зато наверняка доставивший удовольствие недавнему собеседнику французского президента. Если бы Эрхард не был таким мягким человеком, одного этого хватило бы для дипломатического скандала.
Как бы то ни было, переговоры закончились полным фиаско. Де Голль изложил довольно пространно и путано свои представления о будущем Европы, объединении Германии и отношениях между Европой и Соединенными Штатами. Эрхард отмолчался, а Шредер, взяв на себе роль руководителя дискуссии, предложил перейти к следующему пункту повестки дня. Получилось, что немецкая сторона просто проигнорировала все, что так старательно пытался довести до их сведения французский визитер. Де Голль был оскорблен до глубины души, о чем он и поведал Аденауэру на состоявшемся вечером приеме. Тот тоже воспринял поведение немецких переговорщиков как недопустимый афронт. Впоследствии в своих мемуарах он напишет, что «летом 1964 года во время первого после моего ухода с поста канцлера визита де Голля в Бонн франко-германским отношениям был нанесен серьезный удар».
Именно позицию нового канцлера по отношению к Франции Аденауэр посчитал наиболее уязвимой стороной его деятельности, и именно по этому вопросу он решил развязать полемическую кампанию против него. 8 июля состоялась его встреча со Штраусом, Крове и Дуфхюсом. Непосредственным ее результатом стало то, что с трибуны состоявшегося несколько дней спустя съезда ХСС его председатель — тот же Штраус — с подачи Аденауэра выразил серьезную озабоченность состоянием отношений с Францией и призвал к их «возрождению». Ответ Эрхарда не заставил себя ждать. «Европа, которая состояла бы всего из двух государств, — заявил он, — это не та Европа, которую федеральное правительство видит в перспективе».
Аденауэр не унимался. Его новым открытием стал Райнер Барцель. С этим сорокалетним представителем католического крыла ХДС отставной канцлер связывал далеко идущие планы: когда-нибудь, надеялся он, именно Барцель подхватит ту эстафету, которую он, Аденауэр, вынужден был передать в недостаточно надежные руки. Аденауэру нравилось, как твердо и умело этот молодой крайне консервативный политик, заместитель руководителя фракции ХДС/ХСС в бундестаге, руководил депутатами в условиях, когда смертельно больной Брентано уже выпустил вожжи из своих слабеющих рук. В его глазах Барцель был идеальным образцом канцлера для будущих времен. Он усиленно расхваливал его достоинства всем, кто был готов слушать.
Эрхард принял вызов. Он сумел обеспечить себе поддержку со стороны консервативных органов печати, таких, как «Франкфуртер альгемейне» или «Ди вельт», которые развернули жесткую кампанию против «черных голлистов». Не дожидаясь исхода битвы, Аденауэр 17 августа покинул Германию, отправившись вновь поправлять здоровье на вилле «Коллина». Силы были не равны: на стороне канцлера были административный ресурс и значительное большинство парламентской фракции.
На сей раз отшельничество Аденауэра длилось дольше — целых два месяца. Аннелизе Попинге удалось убедить его заняться наконец мемуарами. К тому времени она уже успела собрать и отсортировать необходимые документы и дневниковые записи, так что оставалось только сесть и начать диктовать.
Перед этим нужно было, однако, решить трудную проблему: как избежать дублирования опубликованной еще в 1955 году «авторизованной биографии» Аденауэра. Ее автором был никому не известный журналист Пауль Веймар, с которым Аденауэра познакомила в свое время одна из его соседок по Рендорфу, некая Мария Шлютер-Хермкес. Аденауэр, в свою очередь, познакомил Веймара с дочерьми, со своей старой знакомой Эллой Шмиттман, а также с Йозефом Гиссеном, который присматривал за садом на усадьбе Аденауэров по Макс-Брухштрассе в Кёльне. Их воспоминания стали кирпичиками в структуре будущей книги. Если же говорить о ее фундаменте, или, если угодно, несущих конструкциях, то их заложил сам Аденауэр, попросту продиктовавший Веймару значительные куски текста.
Получившийся продукт вызвал немало нареканий. В издательских и читательских кругах книгу справедливо восприняли как плохо написанную самоапологию. Аденауэр счел за благо в этих условиях полностью отречься от авторства и даже участия в авторском процессе. В этой связи интересно привести тексты телеграмм, которыми обменялись Аденауэр и издатель его «авторизованной биографии» вскоре после того, как она появилась на книжном рынке. Аденауэр телеграфирует Киндлеру 27 октября 1955 года: «В газете «Кёльнише рундшау» появился рекламный анонс: «Поддержка д-ра Аденауэра открыла для биографа сейфы с семейными тайнами». Прошу вас немедленно исправить текст, иначе вынужден буду выступить с официальным опровержением». Издатель и не думал признавать свою вину. В ответной телеграмме, направленной жалобщику уже на следующий день, он отмечает: «Господин Веймар и без того испытывает понятные трудности, будучи вынужденным признать свое авторство тех глав и эпизодов книги, которые вы написали самолично, причем игнорируя его мнение относительного улучшения или исправления вашего текста. Как вам хорошо известно! господин Веймар не хотел ставить свое имя на обложке. Я лично просил его об этом, чтобы пресечь слухи, что подлинным автором этой книги являетесь вы сами».
