Ознакомительная версия.
В 1911 г., когда образовали «Комитет ста», который должен был организовать торжественный ужин в его честь, он отказался от предложения. По его словам, что бы он ни делал для общества, он всегда служил лишь распорядителем тех средств, которые подарены ему Всевышним. Хотя ему часто приходилось выступать публично, он невысоко ценил свое красноречие и обычно отказывался от предложений произнести речь.
21 июня 1913 г., когда в издательстве «Патнэм» предложили издать его избранные речи и статьи, он написал: «Я высоко ценю Ваше любезное предложение и еще более того ценю добрые слова, в которые Вы вложили личное чувство, но даже если бы я пожелал воспользоваться Вашим предложением, я бы не смог так поступить, ибо никогда не хранил ни произнесенных мною речей, ни написанных мною статей, поскольку считаю все сказанное или написанное мною преходящим и не думаю, что моим высказываниям суждено произвести сильное впечатление на потомков».
Через неделю он написал другому корреспонденту: «Позвольте заверить Вас, что я тщательно обдумал Ваше заботливое предложение, но я не могу преодолеть чувства, что предложенное Вами издание не стоит осуществлять при моей жизни. Если после моей смерти моим детям и друзьям покажется, что, возможно, стоит поделиться публично произнесенными мною речами, они вольны поступать с ними по своему усмотрению».
Шифф взял за правило не опровергать и не комментировать высказываний о себе и своих делах, даже если они были далеки от правды. Когда в сентябре 1919 г. в одной статье написали, что организация, главой которой был Шифф, ведет переговоры с правительством Соединенных Штатов о выделении невозделанных земель в Америке под поселения еврейских семей из Польши и России, он написал: «Впервые слышу о таком замысле. Более того, если я глава этой астральной организации, то каково же мое жалованье? Хотя я бы не возражал… против опровержения, я считаю, что поступать так ошибочно, ибо едва ли мы склонны замечать всякую чушь, какая появляется в печати, а если мы поступим так в этом случае и не поступим в следующем, все подумают: раз мы не опровергаем написанного, значит, скорее всего, так и есть».
В преддверии своего семидесятилетия, когда ему предлагали различные публичные должности, он написал: «Миссис Шифф и другие члены моей семьи… настоятельно советуют мне теперь, когда моя жизнь клонится к закату, не менять позиции, которую я всегда занимал в отношение почестей, которые мне часто предлагались и которые я неизменно отклонял. Миссис Шифф и мои дети, которые, естественно, знают и понимают меня лучше, чем кто-либо другой, сознают, что при моем характере я лишь впаду в уныние, если приму почести, которые, как мне кажется, люди в целом должны всячески избегать».
Редактору газеты, который просил у него интервью в преддверии его юбилея, Шифф ответил: «Многие издания просили у меня об интервью и статьях в связи с моим семидесятилетием; более того, в той же связи мне предлагались публичные и другие почести. Однако я решил на неделю моего грядущего семидесятилетия оставить город, провести юбилей исключительно с детьми и внуками и не делать никаких высказываний для печати, потому что, по-моему, нельзя создавать впечатления, будто я считаю себя достойным особых почестей или специально пытаюсь произвести на публику впечатление только потому, что за долгие годы моей жизни Всевышний так щедро одарил меня, позволив оказывать разные услуги и быть полезным моим современникам. Позвольте надеяться, что Вы поймете мои чувства; я высоко ценю проявленную Вами добрую волю».
Выше уже упоминался барельеф работы Сент-Годенса, который заказал Кассель в подарок Шиффу. Когда ему впервые предложили запечатлеть детей, Шифф не одобрил предложения, потому что сомневался, стоит ли привлекать такого великого художника, как Сент-Годенс, к частному заказу. Работа была выполнена только по настоянию Касселя. Однако, когда Сент-Годенс попросил разрешения выставить слепок с барельефа в Бостонском музее изящных искусств, Шифф согласился лишь «при условии, что со слепка уберут имена до того, как установят его на место».
Он согласился стать почетным членом Лондонской торговой палаты, а в 1916 г. – почетным доктором коммерческих наук Нью-Йоркского университета, хотя всего за несколько дней до того отклонил почетную степень другого колледжа. Он постарался объясниться в письме другу: «Недавно мне предложили сходные почести, но меня не привлекает степень, которой я никак не могу соответствовать. Степень доктора коммерческих наук не подпадает под такую категорию, и потому я решил, что могу ее принять».
Хотя основу данной книги составляют письма самого Шиффа, авторы воспользовались также воспоминаниями различных членов его семьи и друзей. Так, достойны упоминания мемуары Пола Д. Кравата, который начиная с 1899 г. был юрисконсультом в фирме Шиффа и у которого имелась исключительная возможность наблюдать его характер: «Самой любопытной чертой характера м-ра Шиффа было своеобразное сочетание мягкой доброты и бескомпромиссной суровости. Во многих отношениях он был добрейшим и мягчайшим из людей. Сейчас я говорю о такого рода доброте, которая отличается от умозрительной благожелательности. Многим даже самым благожелательным моим знакомым не присущи порывистая мягкость и страстная доброта, качества, в высшей степени свойственные м-ру Шиффу. Больше всего мне нравится вспоминать, как он совершал добрые поступки по отношению к ребенку, говорил слова поощрения и одобрения другу или оказывал заботливую и дружескую услугу. Он был самым заботливым и обычно самым мягким из друзей. Часто, вызывая в памяти образ м-ра Шиффа, я вижу его таким, как часто встречал его в жизни: идущим по Пятой авеню утром перед Рождеством. Иногда мы встречались, когда я вел маленькую дочку покупать рождественские подарки. Всякий раз, когда он видел нас, он останавливался и с сияющим лицом обращался к моей дочке… Мы будем всегда помнить об этом. Такое воспоминание о м-ре Шиффе всегда остается счастливым и вдохновляющим.
Но, несмотря на его исключительную мягкость и доброту, о которых я говорил, мистер Шифф временами бывал не просто суров, но суров непоколебимо. По-моему, нетрудно объяснить такое противоречие в обычно мягком и добром человеке. Его совесть задавала очень высокие стандарты, которых он неуклонно придерживался. Поскольку он был очень строг к самому себе, так же строго и бескомпромиссно он требовал соблюдения высоких стандартов и от других. Думаю, этот анализ объясняет довольно частые резкие суждения мистера Шиффа о поведении других. Они не были грубыми или несправедливыми с его точки зрения, потому что он просто ждал от других приверженности тем же нравственным стандартам, которые задавал самому себе».
Ознакомительная версия.
