Однажды Стасов прислал Л. Н. копию с письма одного из многочисленных случайных фаворитов Екатерины Второй с цинически — откровенными, ужасными подробностями об Екатерине. Л. Н. показывал мне это письмо, а одной подробностью из него воспользовался в своем неоконченном наброске повести о «Федоре Кузьмиче».
Л. Н. очень любил сказки «Тысяча и одна ночь». Много раз при мне он вспоминал отдельные сказки и пересказывал их содержание. За год или два до его смерти ему кто‑то прислал новое полное французское издание «Тысячи и одной ночи». Л. Н. снова с радостью их перечитывал и высказывал сожаление, что из‑за обилия слишком откровенных подробностей эротического характера он не может дать этой книги никому из женщин.
Читал Л. Н. необыкновенно много самых разнообразных по содержанию книг: философских, экономических, научных, художественных, журналов и т. п. на нескольких языках. Получал он книги и периодические издания со всех концов света в огромном количестве. Не успевая всего читать, Л. Н. также многое, менее его интересовавшее, просматривал, поразительно схватывая даже при беглом просмотре самую сущность книги и счастливо попадая на особенно характерные или интересные места.
Из искусств Л. Н. менее чуток был к живописи. Чисто живописные красоты его как бы совершенно не интересовали и оставляли равнодушным. Он подходил к живописи главным образом со стороны ее содержания (сюжет) или со стороны психологической.
Едва ли не больше всех искусств захватывала Л. Н. музыка. Сам от природы музыкальный и в молодости одно время сильно увлекавшийся игрой на фортепиано, Л. Н. ни в какой мере не был музыкантом, а воспринимал музыку, как любитель. Тем не менее он обладал выдающейся чуткостью к музыке. Ему нравилось только самое лучшее, как из музыкальных произведений, так и из области музыкального исполнения. Не нравилось ему или оставляло его равнодушным иногда то, что, с моей точки зрения, было прекрасным (например, музыка Вагнера), но то, что ему нравилось, было всегда действительно хорошо.
Л. Н. глубоко занимала философская проблема музыки, самые вопросы: Что такое музыка? Почему звуки разной высоты и скорости в их различных сочетаниях иногда являются бессмысленным набором звуков, а иногда складываются в живой музыкальный организм? В чем тайна могучего воздействия музыки на человека?
Из мыслей разных писателей о музыке Л. Н. выше всего ценил то, что о музыке писал Шопенгауэр.
При мне у Л. Н. были из выдающихся артистов:
Ф. И. Шаляпин (был в Москве в Хамовниках), пение которого не произвело на Л. Н. особенно сильного впечатления. Я объяснил себе это двумя причинами: тяжелое настроение Л. Н. в тот день и репертуар, мало подходивший к его вкусу (Мусоргский, который Л. Н. всегда казался искусственным, фальшивым, и «Судьба» Рахманинова, слова которой Л. Н. назвал отвратительными). Сильное впечатление произвела на Л. Н. в исполнении Шаляпина только народная песня «Ноченька».
М. А. Оленина д’Альгейм приезжала в Ясную. Ее театральная, несколько аффектированная манера исполнения тоже мало тронула Л. Н. «Полководец» и «Детская» Мусоргского показались Л. Н. совершенно фальшивыми — «стыдно слушать». Превосходно спетые ею (без сопровождения) несколько русских народных песен привели Л. Н. в восторг.
Приезжала несколько раз в Ясную и привозила с собою клавесин Ванда Ландовская. Она играла очень много на фортепиано и на клавесине и доставляла Л. Н. большую радость. Он восхищался до слез старинными композиторами в ее исполнении. Однажды Ландовская играла Л. Н. сочинения Шопена, но исполнение ею Шопена понравилось ему значительно меньше.
С. И. Танеев был близок к Толстым, часто бывал у них и два лета (1895–1896 гг.) прожил в Ясной Поляне. Сочинения Танеева совершенно не нравились Л. Н. Как пианиста Л. Н. ценил его очень высоко и слушал его игру с большим наслаждением. Из крупных вещей при мне Танеев играл Л.H.: сонаты ор. 26 (с похоронным маршем) и ор. 31, d‑moll Бетховена, его же четвертый концерт и «Davidsbund- ler» Шумана.
Французский ансамбль старинных инструментов во главе с братьями Казадезюс, приезжавший осенью или зимою, кажется, 1909 года в Ясную вместе с С. А. Кусевицким (контрабас), понравился Л. Н. меньше, чем я ожидал.
Незадолго до моего знакомства с Толстыми Л. Н. был в концерте знаменитого «чешского квартета», а после и «чехи» были в Хамовниках и много ему играли. Л. Н. от их игры был в восторге.
Несколько раз при мне Л. Н. вспоминал с большим восхищением игру братьев Рубинштейнов, особенно Антона.
Л. Н. очень любил русские народные песни, больше веселые, чем протяжные. Любил балалайку, гитару, даже гармонику. Любил также цыганские старинные романсы (семейное толстовское пристрастие).
Всякую игру Л. Н. очень любил, хотя ни в одну не играл особенно хорошо, — шахматы, карты, теннис, городки и т. п. В шахматы Л. Н. играл недурно, обычно атакуя противника без достаточной оценки положения и ресурсов для атаки, вследствие чего игроку с большей выдержкой он должен был проигрывать много партий (что было, например, когда он играл со мной). Когда Л. Н. выигрывал, он по — детски радовался, при проигрыше искренне огорчался. Если он делал в шахматы грубый промах и замечал это, он хватался за голову и необыкновенно громко вскрикивал: «A — а!!», чем часто пугал присутствующих в комнате. Вскрикивал так Л.H., впрочем, не только при шахматных промахах, но и в других аналогичных случаях.
Кроме всевозможных посетителей, желавших побеседовать со Л.H., спросить его совета, помощи или, наконец, просто взглянуть на него, в Ясную заходило великое множество нищих, как прохожих, случайных, так и местных, более или менее постоянных. Л. Н. всем им подавал и всем поровну, если не ошибаюсь, по гривеннику. Для Л. Н. это было крайне мучительно — он болезненно сознавал бесцельность, а часто и вред такой помощи, однако не подавать им также не мог. Он испытывал после таких посещений нищих положительно физические страдания.
Был в окрестностях Ясной нищий Фаддей (из деревушки Дёменки) — особенно назойливый и неприятный; он никогда ничем не был доволен, всего ему было мало и избавиться от него было очень трудно: он ворчал, ругался и упорно не желал уходить. Л. Н. старался и с ним быть кротким, но это ему не всегда удавалось — он не выдерживал и раздражался.
К Л. Н. часто обращались знакомые и незнакомые за советами в трудных случаях жизни. В этих случаях Л. Н. очень не любил давать советы, не желая и считая вредным оказывать нравственное давление.
Когда к нему обращались, например, молодые люди, собирающиеся по религиозным убеждениям отказаться от военной службы, он обычно отговаривал их, справедливо полагая, что самое обращение к нему за советом уже является признаком недостаточной твердости готовящегося к отказу.
