через брешь в Южной горе, "продолжении гор Голубого хребта", как замечает Фримантл, восхищенно писавший об этих пейзажах. Теперь Фримантл находился в компании официального австро-венгерского военного наблюдателя, капитана Фицджеральда Росса, который очень забавлял солдат Конфедерации своими тщательно подстриженными кончиками усов и изысканным гусарским мундиром со всеми вышитыми лягушками и отделкой. *.
Геттисберг: Первый день
1 июля выдался ясным, жарким днем с легким ветерком, и, по общему мнению, Ли был "весел и собран", когда ехал впереди и звал "старого Пита" Лонгстрита ехать с ним. Мы обязаны Фримантлу описанием Ли в тот день. "Он был одет в длинную серую куртку, высокую черную фетровую шляпу и синие брюки, заправленные в сапоги Веллингтона" - короткие черные сапоги длиной до щиколотки, которые предпочитал герцог Веллингтон, и не носил ни шпаги, ни пистолета, только бинокль в кожаном футляре, пристегнутом к поясу его кителя. "Он ездит на красивой лошади, которая чрезвычайно ухожена. Сам он очень аккуратен в одежде и в поведении, и в самых тяжелых походах он всегда выглядит нарядным и чистым".
В Геттисберг с севера и запада вело не менее пяти дорог - ведь это был рыночный город, и все они с раннего утра были забиты войсками Конфедерации. Даже слишком плотно: более половины армии Ли и большая часть его артиллерии находились на них и двигались не слишком быстро, если уж на то пошло. Чувствуется некая нехватка срочности, возможно, потому, что Ли еще не знал, что в этот день ему придется вести крупное сражение, возможно, из-за отсутствия Стоунволла Джексона, хмурящегося из-под побитой фуражки и кричащего войскам: "Наступайте, наступайте!". На самом деле Ли и Лонгстрит не успели выехать на Чамберсбург Пайк, направляясь в сторону Геттисберга, как Ли пришлось остановиться и распутать пробку, образовавшуюся из-за того, что дивизия Юэлла со всем своим обозом снабжения "вклинилась" перед первыми частями корпуса Лонгстрита. Ли пришлось остановить корпус Лонгстрита и пропустить обоз с провиантом Юэлла, что заняло достаточно времени, чтобы Лонгстрит смог сойти с лошади и отпустить своего Героя пастись. Конечно, обоз снабжения с его громоздкими повозками, полными боеприпасов и пайков, запряженными лошадьми или мулами, двигался медленнее, чем обученная пехота, но следует заметить, что, во-первых, кто-то должен был следить за тем, чтобы продвижение пехоты не блокировалось повозками, а во-вторых, не должен был решать эти вопросы на дороге с помощью главнокомандующего. На картах сражения все эти передвижения обозначены аккуратными жирными стрелками, но стоит представить себе тысячи людей и лошадей - каждую пушку и каждый кессон запрягали шесть лошадей; большинство офицеров в звании выше лейтенанта ехали на лошадях, - которые двигались по узким дорогам, все еще грязным от вчерашнего дождя, с отстающими, как всегда, отставшими, и темп движения был равен темпу самой медленной машины. Большая часть армии Ли все еще была широко рассредоточена от Чамберсбурга справа до Хайдельсбурга слева и двигалась по нескольким дорогам в сторону Кэштауна, когда две бригады дивизии Хета в 7:30 утра вступили в бой на окраине Геттисберга с "ведеттами" (кавалерийским эквивалентом пикетов) Первой дивизии бригадного генерала Джона Бьюфорда, кавалерии США, армии Потомака.
Бьюфорд был самым стойким из генералов, и почти половина его дивизии состояла из регулярных войск, опытных кавалеристов. Он прибыл в Геттисберг накануне, посланный генералом Мидом разведать подступы к городу, и именно его солдаты не позволили генералу Петтигрю войти в город, чтобы потребовать обувь, а генералы Хет и А.П. Хилл оптимистично решили, что это, скорее всего, пенсильванские ополченцы.
Бьюфорд сразу же понял, что три невысоких, пологих хребта к западу от Геттисберга, главный из которых, названный Семинарским хребтом в честь большой лютеранской семинарии на его северном конце, будет необходим для обороны города, и поставил своих конных воинов для их удержания. За исключением преимущества хорошей местности, это не было грозной силой - у Бьюфорда было всего 1200 человек и батарея конной артиллерии, размещенная за заборами из столбов и рельсов, и хотя его солдаты были вооружены карабинами с казенной частью, что давало им гораздо более высокую скорострельность, чем у пехоты, каждый четвертый из его людей был назначен "держателем лошади", * как это всегда бывает с конницей, и не мог играть активной роли в сражении. Тем не менее это были в основном опытные солдаты, а не ополченцы, которых генерал Хет ожидал увидеть перед собой.
Прошло некоторое время, прежде чем весть о том, что Хет наткнулся на оппозицию более грозную, чем местные йокеи, дошла до Каштауна, где Ли, слышавший впереди себя артиллерийскую стрельбу и грохот мушкетов, наконец выразил свои чувства генерал-майору Ричарду Андерсону, чья дивизия ждала его там. "Ума не приложу, что стало со Стюартом", - сказал Ли Андерсону, когда они прислушивались к звукам стрельбы. "Я должен был получить от него весточку задолго до этого. Возможно, его постигла беда, но я надеюсь, что нет. В отсутствие донесений от него я не знаю, что перед нами. Это может быть вся федеральная армия, а может быть только отряд. Если это все федеральные силы, мы должны сражаться здесь. Если мы не одержим победу, те дефиле и ущелья, которые мы прошли, укроют нас от катастрофы".
Андерсон в своем рассказе об этом разговоре, написанном в письме Лонгстриту, также описал Ли как "встревоженного и подавленного", и говорил он скорее с самим собой, чем с Андерсоном, хотя душевное состояние Ли могло быть вызвано тем, что А. П. Хилл остановил дивизию Андерсона и его резервную артиллерию в Кэштауне, вместо того чтобы продвигать их вперед. Андерсон, похоже, не отличался особым воображением, но Ли был достаточно уверен в нем, чтобы рассмотреть вопрос о его повышении до командира корпуса, поэтому следует предположить, что Андерсон цитировал Ли настолько точно, насколько это было возможно спустя годы после события.
Если цитата точна - а стоит помнить, что больше всего ее приводят два человека: Фримен, который был полон решимости снять с Ли всякую вину за поражение при Геттисберге, и Лонгстрит, который стремился переложить как можно больше вины с себя на Стюарта, - то для главнокомандующего это замечательная вещь - сказать об этом одному из командиров собственной дивизии непосредственно перед сражением. Никто не смог бы лучше самого Ли описать положение, в котором он находился, или дать более точный прогноз того, что должно было произойти, хотя мудрость делиться этим с генералом Андерсоном кажется сомнительной; не кажется вероятным и то, что Ли, если бы он предвидел возможность поражения, сказал бы об этом Андерсону. Но
