- Поставьте в голову колонны лучшую из танковых бригад и, повернув на юг, переправляйтесь через реку по мосту, захваченному орлами Родина. И пока они расправляются с гарнизоном Калача, двигайтесь на восток к Советскому и Кривомузгинской. Там установите связь с 4-м мехкорпусом Вольского из 51-й армии Сталинградского фронта.
На это Андрей Григорьевич вместо ожидаемого "Есть!" вдруг попросил:
- Товарищ командующий! Разрешите нашему корпусу разделаться с гитлеровцами в Калаче, а Родин пусть идет на соединение с Вольским.
- Это еще почему?-удивился Ватутин.
- Не хочу чужую славу присваивать. Ведь вся страна узнает о тех, кто замкнул кольцо окружения.
Не сумев сдержать одобрения в голосе и перейдя с "вы" на "ты", Николай Федорович сказал:
- Уж больно ты щепетилен, Андрей Григорьевич, но в твоих словах есть резон. Я сегодня же представлю Родина, Филиппова и Филиппенко к присвоению звания Героя Советского Союза, а всех отличившихся при захвате переправы награжу орденами, включая и колхозника, который показал дорогу. Но терять время на вывод из боя за Калач 26-го корпуса не имею права, ибо мы можем упустить драгоценный шанс. Так что - действуй! Скажи только, кто пойдет во главе корпуса.
А. Г. Кравченко назвал командира 45-й бригады полковника П. К. Жидкова.
Немного спустя Ватутину позвонил Прокофий Логвинович. Разговор был не из легких. Командующий 5-й танковой был обижен тем, что фронт, по существу, отобрал у него руководство танковыми корпусами. Он считал также, что кольцо окружения по праву должны замкнуть танкисты Филиппенко и мотострелки Филиппова.
Н. Ф. Ватутин при молчаливой поддержке А. М. Василевского ответил неожиданно для нас в самых резких тонах. Он обвинил командарма в том, что его нельзя застать на армейском КП, что он непрерывно "прыгает" из соединения в соединение, поэтому его штаб предоставлен сам себе. Прокофию Логвиновичу был высказан также упрек в потере управления 1-м танковым и 3-м кавалерийским корпусами. На это обычно молчаливый Г. Д. Стельмах заметил, что армия в целом неплохо выполняет свою трудную задачу, а огрехи в управлении войсками при столь маневренных действиях неизбежны. Николай Федорович, однако, судя по его хмурому виду, остался при своем мнении.
Так отношения командующего фронтом, да и представителя Ставки, с генералом П. Л. Романенко обострились до предела, хотя и до этого между ними довольно часто возникали трения. А вскоре произошел полный разрыв, и Прокофий Логвинович убыл от нас. Это случилось 25 ноября, когда Н. Ф. Ватутин передал 26-й танковый корпус в армию И. М. Чистякова.
А тем временем боевые события продолжали развиваться стремительно. Г. С. Родин, по-прежнему находившийся в корпусе своего однофамильца, сообщил, что с утра 23 ноября началось планомерное наступление на Калач. В 7 часов с севера по городу нанесла удар бригада Филиппенко. Враг оказывал сильное огневое сопротивление, и продвижение шло медленно. Тогда из-за левого фланга 19-й танковой, действуя с северо-востока, в атаку пошли мотострелки Филиппова. После ожесточенного боя бригада ворвалась на северную окраину Калача. Здесь в уличных схватках темп их наступления снизился.
Видя это, А. Г. Родин решил бросить на помощь атакующим 157-ю бригаду, которая до этого имела задачу очистить от гитлеровцев правый берег Дона против Калача и оседлать дорогу, ведущую к переправе, и в основном ее выполнила. Подполковник А. С. Шевцов вывел танки на выгодный для стрельбы рубеж и приказал открыть прицельный огонь из орудий с правого берега реки по отчаянно сопротивлявшемуся гарнизону Калача. Под этим огневым прикрытием мотострелковый батальон бригады Шевцова с помощью разведывательного и саперного взводов форсировал Дон по довольно тонкому льду, внезапно для врага ворвался на железнодорожную станцию на юго-западной окраине города и после скоротечного боя овладел ею. Противник, не ожидавший появления наших войск с этой стороны, в панике начал метаться по улицам Калача. Мотострелки Филиппова не преминули использовать замешательство гитлеровцев и дружно атаковали их. В 14.00 город был полностью в наших руках. Пути отхода на запад для армии Паулюса были перекрыты. Танкисты Родина продолжали движение на северо-запад.
Говоря обо всех этих эффектных и эффективных действиях, нельзя забывать, что они стали возможны благодаря тому, что 1-я гвардейская армия Д. Д. Лелюшенко, прочно удерживая 180-километровый участок нашего фронта, к исходу 23 ноября прорвала тактическую оборону противника, нанесла ему значительные потери и продвинулась на запад до 30 километров.
Прежде чем поведать о том, как замкнулось большое кольцо окружения вокруг армии Паулюса и части сил армии Гота, необходимо рассказать о малом котле, в котором находились 4-й и 5-й армейские корпуса 3-й румынской армии. Напомню, что, когда 19 ноября наши 26-й и 4-й танковые корпуса устремились на юг, румынские войска в районе Распопинская, Головский и Базковский оказались в оперативном мешке. Однако они оборонялась на тактически выгодных и хорошо укрепленных позициях. Завершение их окружения было возложено на 63-ю и 96-ю дивизии 21-й армии, которыми командовали полковники Н. Д. Козин и Г. П. Исаков. Действия первой из них были успешны, хотя поначалу враг сильным огнем остановил атакующих. В тот момент Нестор Дмитриевич Козин приказал своим 226-му и 346-му полкам обойти противника. Они отлично выполнили этот маневр, вышли в тыл оборонявшимся и отсекли им пути отхода на юг. Дивизия же Г. П. Исакова, наступавшая в направлении Головского и Базковского, не смогла сломить сопротивление захватчиков. Тогда Н. Ф. Ватутин приказал ввести в дело 333-ю дивизию полковника М. И. Матвеева из армии И. М. Чистякова, а также 119-ю и 124-ю дивизии полковников М. М. Данилова и А. И. Белова из армии П. Л. Романенко. Этим соединениям в ночном бою удалось отрезать пути отступления румынским частям, находившимся в Головском и Базковском.
Таким образом, к утру 22 ноября было завершено полное окружение 4-го и 5-го румынских армейских корпусов. Вскоре эта вражеская группировка была расколота на две части, а затем в плен сдалось свыше шести тысяч солдат и офицеров во главе с командирами 5-й и 6-й румынских дивизий генералами Мазарини и Ласкаром.
Стоит добавить, что в плену Ласкар многое понял. Спустя два с половиной года, в первые послевоенные недели, мне пришлось много заниматься вопросами размещения нашей группы войск в Румынии. Там я неоднократно встречался с министром национальной обороны, которым стал генерал Михаил Ласкар. Он оказался очень деловым и доброжелательным деятелем. Все вопросы решал быстро и к взаимному удовлетворению. В одной из встреч мы заговорили о Сталинграде. Ласкар сказал:
