— Пора начинать, — сказал я Володе.
— Улетим завтра, — ответил он. — Видишь, как далеко мы от самолетов…
Володя Соколов, как переводчик и исполняющий обязанности бригадира, мог договориться с конвоиром о переходе на другую воронку, ближе к самолетам. От него зависело теперь всё. До завтра я не мог откладывать. Ведь осталось жить два дня! Уходя из лагеря, я попрощался со всеми друзьями и дал себе клятву, что улечу сегодня на Родину или буду растерзан фашистскими собаками.
— Володя, — повысил я голос и посмотрел на него так, что он все понял, — шутить я не намерен! Приказываю: сейчас же веди к самолету!.. Иначе оба будем мертвыми…
Не ответив больше ни слова, Володя стал что-то объяснять конвоиру, показывая рукой в сторону самолетов, затем подал нам команду построиться. Направились к четырехмоторному тяжелому бомбардировщику, который я облюбовал. Этот самолет способен был взять на свой борт до ста человек таких, как мы, «сухарей». В первой команде в 45 человек, где я работал вначале, люди, предупрежденные подпольной организацией, ежедневно в обеденный перерыв ждали, когда к ним подрулит самолет, за штурвалом которого будет сидеть человек в полосатой одежде. По его сигналу поднятием руки они были готовы в любой момент расправиться с охраной, быстро сесть в самолет, чтобы лететь на Родину. Таков был наш план.
В то время, как мы уже подходили к самолету, раздался звонок на обед. Немцы группами, бросив всё, повалили с аэродрома. Лучшего момента и желать было нечего.
— Приготовиться! — взглядом даю команду товарищам, но в следующую секунду точно иглой кольнуло в сердце, бросило в жар: на правой плоскости самолета был снят элерон. Дал знак: отставить.
Фашист, увидев подозрительное, перемигивание заключенных и то, что они без его разрешения на мгновение нарушили строй, пришел в ярость. Приказал бежать бегом к ангару, сопровождая приказ ругательствами и ударами приклада. У меня мелькнула мысль: «У ангара будем расстреляны»… До ангара было далеко, и он загнал нас в ближайший капонир. Несколько минут стояли мы в капонире перед направленным на нас дулом винтовки конвоира, который блуждал по нас растерянным взглядом, как будто чуя свою гибель. Наконец он опустил винтовку к ноге, закурил, бросил Соколову зажигалку:
— Фойер махен! (Разжечь костер!)
Костер запылал. Фашист стал греться, приказал нам не подходить близко.
Володя попросил у него разрешения посмотреть, не везут ли нам обед, и, получив таковое, взобрался на земляной вал капонира, посмотрел вокруг и подал нам знак, что вблизи никого нет. Мы с Иваном Кривоноговым переглянулись. «Действуй!» — моргаю ему. Кривоногов обнажив свою железную клюшку, начал приближаться к фашисту с тыла. Остановился, примерился… Гитлеровец увидел его, обернулся и направил на него дуло винтовки, быстро загоняя в ствол патрон. Я выхватил из котелка отвес и ринулся на конвоира сзади, рассчитывая ударом по голове опередить выстрел. Он оглянулся и побледнел от ужаса, видя, что нападают на него со всех сторон. Кривоногов в это время прыгнул к нему, взмахнул клюшкой… Тупой удар в правый висок — и фашист повалился замертво.
Пятеро военнопленных, не знавших о нашем плане и целях убийства конвоира, пришли в ужас и отчаяние. Ведь за убийство солдата всех повесят немедленно!
— Что ты наделал? — бросились они к Кривоногову, готовые растерзать его на месте. — Из-за тебя всем смерть!
Я схватил винтовку и, грозя им расстрелом, приказал встать в шеренгу, а затем, передав винтовку Кривоногову, приказал ему навести порядок и объяснить, в чем дело, а сам с Володей Соколовым бросился к командирскому самолету.
«Политинформация» Кривоногова прошла быстро:
— Спокойно! Сейчас полетим на Родину!.. Миша — летчик!
Люди сразу всё поняли и воспрянули духом. Моментально труп солдата зарыли в снег. По моему указанию Кривоногов забрал у убитого документы, часы и табак. Строем все явились к самолету…
С разбега я рванул дверцу кабины. Она была закрыта на ключ. Обежал вокруг самолета, думал найти стремянки или лестницу. Нигде ничего нет.
— Подними меня на плоскость, я проникну в кабину через стекла и открою дверцу, — сказал я Володе. Но он не в состоянии был поднять меня, три попытки ни к чему не привели.
Снова подбежал к дверце. Ударом попавшейся под руку железной болванки проделал отверстие в дюралюминиевом корпусе фюзеляжа, просунул руку и открыл дверцу. Вскочил в кабину. Нашел электроприборную доску, нажал две кнопки с надписью «Батарея» и глянул на электроприборы. Стрелки не двигались. Нажал на все кнопки сразу. Приборы не действуют. По проводам за бронеспинкой нашел ящик, открываю крышку: аккумуляторов нет!.. У меня ноги подкосились, помутилось в голове, на лбу выступил холодный пот, и я шлепнулся на пол. Подняться не было сил. «Неудача!» — резануло меня по сердцу. Перед глазами проплыла виселица и болтающиеся на ней десять трупов.
Без искры не запустить моторов. Что же делать? Секунды решали вопрос жизни и смерти всех нас. Вот первая «мелочь», за которую придется расплачиваться головой! Что же я лежу пластом, как парализованный? Попробовал подняться и не смог. Собрал последние силы, кое-как подполз по наклонному полу кабины к дверце, с трудом открыл ее и крикнул друзьям:
— Аккумуляторов нет!.. Скорее ищите где-нибудь!..
Соколов и Кривоногов бросились куда-то со всех ног. Вижу: катят какую-то тележку. Это был вспомогательный аккумулятор для запуска моторов. Это было спасение!
В процессе своих длительных наблюдений я видел, как немцы пользовались им, и тут же проделал всё так, как делали они: подключил аккумуляторную тележку к бортовой сети. Нажал на кнопки и увидел, как стрелки приборов забегали по циферблатам. Я даже вскрикнул от радости. Мне стало жарко. Одним взмахом сбросил с себя верхнее тряпье, остался в одной полосатой курточке. Одеждой заполнил парашютное гнездо в сиденья.
— Расчехляй моторы! — крикнул друзьям.
— Готово! — доложил Кривоногов, который четко и последовательно делал всё так, как я его учил. Он уже успел вытащить колодки из-под колес шасси, снять струбцины с элеронов и рулей. И остальные члены экипажа работали с молниеносной быстротой, как заправские авиаторы, хотя никто из них до этого и близко не был около самолета.
Нажимаю на стартер. Левый мотор взревел. Заработал и правый. Все моментально оказались в кабине. «Всё в порядке», — думал я. Но ликовать рано. «Спокойнее, спокойнее», — говорю себе. Пока прогревались моторы, еще раз проверили, все ли готово для полета, бегло ознакомился с контрольными приборами. «Спешить в авиации не надо при всех условиях. Всё предусмотри», — вспомнил я слова инструктора казанского аэроклуба Саши Мухамеджанова. Еще и еще раз осмотрел каждый прибор, прислушиваясь к звукам работающих моторов.
