Я сжала в руке письмо и с ужасом ощутила, как этот мир тает. Услышала плач ребенка, увидела коптящие свечи. Я снова лежала на кровати. Боли не было. В руке у меня был зажат клочок бумаги, неизвестно как здесь оказавшийся. Я спрятала этот клочок бумаги под кроватью, незаметно опустив руку вниз. Когда меня оставили одну, я принялась искать его, но так и не нашла. Однако я совершенно точно помню, что это была та самая бумага, на которой мой возлюбленный из иного мира назначает мне свидание. Я думаю, эту бумагу унесли мыши.
Это доказывало для меня то, что все, что я видела — не сон. Доказывало, что тот невероятный мир существует, что старуха не обманула меня. Это давало мне новые силы к поискам верного пути.
«А что, если он обнимет меня, тот прекрасный и такой любимый незнакомец? Что если он обнимет меня в тот самый миг, когда тот мир снова начнет исчезать? Удержит ли он меня? Или я заберу его с собой?» — такие мысли переполняли меня.
*****
Ференц и я уже забыли о том случае с Ласло. Все готовились к свадьбе. Одни только приглашения гостям пять писцов сочиняли почти месяц. Когда зашла речь о подарках, я поняла, что Ференц готовит мне что-то неожиданное. В большой семье, когда о тайне знают больше, чем один человек, секреты не держатся долго. Я узнала, что свадебным подарком Ференца, который он торжественно преподнесет мне, будет замок в Чахтице и больше десятка деревень, которые его окружают. Не знаю, благодарить ли мне судьбу или проклинать за то, что она привела мой путь именно в этот замок, но то, что я случайно нашла там, совершенно точно, изменило мою жизнь навсегда. Все, что мне остается теперь — так это верить в то, что это — не чья-то злая шутка, а промысел судьбы, которая направляет меня к моей далекой и прекрасной мечте.
Глава 8. Людовик: «Она — святая!»
Пускай толпа клеймит презреньем
Наш неразгаданный союз,
Пускай людским предубежденьем
Ты лишена семейных уз.
Но перед идолами света
Не гну колени я мои;
Как ты, не знаю в нем предмета
Ни сильной злобы, ни любви.
Михаил Лермонтов, «Договор»
У Элизабет Батори было множество любовников. При этом она никогда не намеревалась разорвать брачные узы и даже после смерти своего супруга Ференца Надашди не вышла снова замуж.
Мы встретились на королевском приеме, в венском дворце. Я сразу заметил ее. Она выделялась среди прочих дам, как прекрасный дикий лебедь, который разительно отличается от неприметных диких уток, если по нелепой случайности они окружат его, когда он прогуливается по зеркальной глади пруда. Она сияла ярче, чем горсть золотых в лучах летнего солнца. Я наблюдал за ней, я чувствовал, что я заметил ее не случайно. В нашей жизни не бывает случайностей. Все, что бы ни случилось, имеет причину. Иногда мы не видим причин, но помня о том, что все вокруг имеет смысл — каждый взгляд и каждая мысль не кажутся случайными.
Я не выходил тогда поближе к свету и суете, моим местом были темные уголки зала, откуда я наслаждался ее сиянием. Я думаю, что ее глаза созданы для того, чтобы видеть суть вещей. Она, я знаю, заметила меня. Я всем своим существом ощутил ее взгляд на себе. Нас разделяли десятки танцующих пар. Она купалась в лучах света, а я же скрывался в тени. Будь у нее глаза обычного человека, она не заметила бы меня. Но ее взгляд, будто пуля, без препятствий пробивающая крону молодого дерева, нашел меня. Короткого мига мне хватило, чтобы понять — мы друг друга нашли.
*****
Если дама заинтересовалась вами, редко она делает первый шаг, не обдумав его и не выяснив некоторые подробности о предмете своего интереса. Следуя этому извечному закону, она, после выстрела взглядом в мою сторону, должна была увлечь в сторону от людского водоворота одну из многочисленных знакомых дам, которая могла знать меня. Так и случилось. Короткий разговор, обмен улыбками.
Я тогда еще не знал, кто она. Сам этому удивляюсь, ведь ее должен был знать каждый. Но я не встречался с ней ранее. Пожалуй, это определило ход нашего с ней дела, которое иначе закончилось бы там же, где и началось. Если бы я понимал в тот час, когда выстрел глаз графини Батори достигли меня, с кем я встретился, я, вероятно, не пошел бы дальше.
Во-первых, она замужем. Ее супруг, граф Ференц Надашди, в прошлом — барон, известен как жестокий воин. Он и здесь не сопровождал ее, занятый войной. Его называют «Черный рыцарь», и если известно, что в битве будет принимать участие он и его люди, этого достаточно, чтобы вселить смертельный страх в сердца врагов. Порой, говорят, даже местные жители стараются покинуть на какое-то время места боевых действий Ференца.
Все дело в том, что если ему покажется, что крестьяне некоторой деревни больше склонны поддерживать турок, нежели Габсбургов, ему этого достаточно для того, чтобы расправиться с крестьянами.
Он не разбирает — кто прав, кто виноват, полагая, видимо, что на земле ему дозволено все, а если под его саблю попадет невинный, то на небесах с этим разберутся. Он не боится ни пули, ни клинка. Говорят, когда другие жмутся к земле, пересиживая обстрел турецких пушек, Ференц спокойно прохаживается по полю битвы, размышляя лишь о том, как удачнее всего ответить захватчикам нашей земли. По большому счету, и Габсбурги — те же захватчики, но выбирая из двух зол, между ними и турками, большинство из нас выбирает именно их.
Пожалуй, я не стал бы даже заводить знакомство с графиней, зная тогда, что увидел именно ее. Позже оказалось, что Ференц совершенно не обращает внимания на ее любовные приключения. Если бы обращал, то, пожалуй, меня сейчас не было бы уже в живых. Мне кажется, он, несмотря на дикость нрава, был удивительно современен во взглядах на плотские отношения. Несомненно, он сам, в своих бесконечных походах, оставил множество незаконнорожденных детей в тех деревнях и городах, где ему и его людям приходилось делать привалы. Думаю, он понимал, что женщина, обладающая столь сильным желанием жить, какой была Элизабет Батори, страстная, необузданная в реализации своих стремлений, просто не может оставаться одна в его отсутствие. Естественно, речь шла исключительно о плотской любви. Я никогда не надеялся на то, чтобы Элизабет вышла за меня, разорвав союз с Ференцем.
Я сказал о первой причине, по которой нашему с графиней знакомству не суждено было бы завязаться, знай я тогда, кто передо мной. Есть и вторая причина.
Эта причина — в тех невероятных слухах, которых каждый мог бы набрать целый ворох. И слухи эти, как я могу судить, не беспочвенны. Я не склонен верить каждой сплетне, однако не бывает дыма без огня.