постарше, сын обязательно узнает, что он наполовину гагауз и, скорее всего, очень удивится и спросит:
— Кто-кто, мама?
Ведь практически все, с кем я знакомилась и общалась в России, слышали о такой национальности впервые. Вот такие мы, гагаузы, малочисленные и неизвестные, но разбросанные по всему миру.
И хотя маленький Ваня ещё не догадывается о своём происхождении по маминой линии, как настоящие патриоты мы с ним не могли не сфоткаться около флага Гагаузии.
Поездка близилась к концу, и перед вылетом я написала такие слова:
Наше гагаузское путешествие подошло к концу. Так приятно снова побывать в родных краях, где прошли мои детство и юность! И весело, и грустно — места и люди всё те же, только детство уже не моё, а моего ребёнка. Очень хочу, и надеюсь, что смогу, передать ему всё самое лучшее, что свойственно нашему народу, культуре и традициям. А пока мы с Ванечкой получили годовую дозу витамина D и готовимся к возвращению в Москву, где на двадцать градусов холоднее, и где нас ждет наш любимый папа.
Мы вернулись в Москву к нашей привычной жизни. Состояние дедушки продолжало ухудшаться.
Многие из нас хоть раз в жизни испытывали страдания от физического недуга. Но страшно представить, как страдает душевнобольной человек с повреждённым рассудком. Какие, быть может, ужасающие картины рисует его сознание, и не видно им конца и края. Мы можем лишь догадываться по измученному взгляду, стонам и мольбам.
Дедушка тяжело и часто дышал, а из груди вырывались его слабые стоны:
— Я хочу домой, заберите меня домой…
* * *
Помню тот день как сейчас. Мы с Сашей и Ванечкой собирались на день рождения к моему крестнику Диме. Праздник был за городом, в доме у родителей мужа. Машины у нас не было, поэтому мы искали поблизости к дому каршеринг, чтобы доехать на нём. Мы были нагружены какими-то вещами и подарками, Саша нёс Ваню на руках, а машины, как назло, близко не было. Мы отправились искать каршеринг чуть дальше от дома, уже начиная нервничать и раздражаться. Дойдя наконец до дальней машины, Саше почему-то никак не удавалось её открыть — зависало приложение. Закипая от злости, муж нашёл другую машину ещё дальше. В окончательно испорченном настроении мы дошли до неё, зафиксировали её состояние, открыли и поехали на праздник. Весь этот процесс поиска машины занял у нас почти час. За рулём муж был зол из-за неудобств, связанных с отсутствием нашего собственного транспорта, срывался и грубил. Я плакала, по сути, из-за того же самого. Мне казалось, что я заслуживаю лучшего, чем ходить с сумками и ребёнком пешком, и кричащего на меня мужа. Как только мы выехали из дворов на проспект Вернадского, я получила от мамы сообщение: «дедушка умер».
Я очень редко думала о деде и давно не испытывала к нему тёплых чувств, но в тот момент острая боль утраты пронзила меня до глубины души. Дедушка был почти в двух тысячах километров от меня, но я очень близко и явно почувствовала, как оборвалась его жизнь. Мне стало горько и страшно от этого осознания. В груди будто что-то душило меня, блокируя дыхание и вырываясь наружу сквозь слёзы и ломоту.
Мы развернулись и поехали домой.
Теперь я понимаю, почему у нас так долго не получалось уехать. Всё предопределено Господом нашим. Ему не угодно было, чтобы мы попали в тот день на праздник. Ведь если бы я узнала эту новость там, осадок горя остался бы не только у меня, но и у гостей, и праздник был бы омрачён.
За неделю до смерти дедушки мы всей семьей сильно переболели, антибиотики пришлось пить даже Ванечке. Остаточные явления у меня всё ещё были, не проходили сухой кашель, слабость и небольшая температура. По телефону мама и маля убеждали меня остаться в Москве и не прилетать на похороны. Но муж настаивал на том, чтобы я это сделала. В конечном итоге нам удалось найти авиабилеты на тот же рейс «Москва-Кишинёв», которым летел на похороны мой двоюродный брат, и следующим вечером я улетела на Родину.
Позже я поняла, насколько правым, как всегда, оказался любимый. Эта поездка кардинально изменила многое в моём сознании и восприятии мира, открыв замыленный взгляд на поистине удивительные вещи. Я безмерно благодарна мужу, что в тот момент он нашел нужные слова и окончательно убедил меня в необходимости этой поездки, решив все связанные с вылетом вопросы. Спустя месяц всё авиасообщение закрыли из-за пандемии коронавируса. Страшно подумать о том, что мы могли и не увидеться.
В Кишинёве нас встретил племянник мали, мой двоюродный дядя. Каждый редкий раз, что я бываю на Родине, трёхчасовая дорога от столицы до родного города кажется такой до боли знакомой, будто помнишь каждую кочку, каждый крутой поворот. Кажется, что здесь ничего не меняется, и время остановилось. Вдоль дороги несколько раз встречаются православные кресты с распятием, проезжая мимо которых водители и их пассажиры совершают крестное знамение. Это также говорит о глубокой вере гагаузов.
В машине нас было четверо: я, мой двоюродный брат, сестра мали с Украины и её сын, который вёл машину. Мы о многом разговаривали, многих вспоминали, обсуждали войну на Украине, рассказывали свои истории из разных мест, где доводилось бывать. Наша большая гагаузская семья была разбросана по разным географическим точкам. Не все смогли приехать проститься с дедом и поддержать малю, но многие всё же были. Близилась полночь, машина ехала не спеша, и за разговором мы отвлеклись, даже как-то повеселев. Но вот издалека стала виднеться главная улица нашего маленького города. Я поняла, что уже через пять минут я буду в родном доме, где выросла.
В нашем доме, который в стоит в переулке самый первый на углу, я увидела распахнутые ворота, несколько венков во дворе и горящий в окнах свет. От этой картины внутри у меня снова всё сжалось и стало душить. Я до сих пор помню это ощущение, как будто что-то холодное и чужое обнимает меня. Ощущение того, что сама смерть здоровается со мной и говорит «добро пожаловать». Я вышла из машины и прошла во двор, где было много людей, а потом в дом. В комнатах было тихо. Гроб лежал в зале, а рядом с ним сидела моя маля с красными, опухшими от слёз глазами. Это
