- Напрасно ты с ним возишься, Готфрид, - сказал Бергер. - Я на твоем месте давно пустил бы его в расход,
- Да помолчи ты, - оборвал его Заукель. Бергер криво усмехнулся.
- Могу и помолчать. Если он тебе так нравится - дай ему патроны... Заукель выпрямился.
- Обер - лейтенант - холодно сказал он. - Как с ним поступить - решаю я, а не вы. Понятно?
"Патроны... Значит, где-то здесь есть патроны для "Ла-5"? Какое решение принял Заукель? Не из любопытства же он вызвал к себе его, капитана Грабаря. Заукель боится, что он может пойти на таран. И он уже принял какое-то решение относительно его, Грабаря. Какое?"
Майор нажал на столе кнопку звонка и бросил вошедшему эсэсовцу:
- Уведите пленного.
Глава десятая
1
В бараке было пусто: поскольку полеты отменили, механиков и летчиков отправили в ангар ремонтировать самолеты. Капитан прилег на нары. Какое решение принял Заукель? Глядя в доски над собой. Грабарь в тысячный раз обдумывал различные варианты побега из лагеря. Пеший способ он отверг сразу же. Массовый пеший побег ни годился - для этого нужны люди и нужно время чтобы их организовать. Ни того, ни другого у капитана не было. С людьми он близко познакомиться не успел, а время зависело от решения, принятого Заукелем. Да и шансы при пешем побеге слишком малы: ведь они почти в центре Германии.
Рассчитывать приходилось только на свои силы. Побег на самолете кажется неосуществимым. Для этого прежде всего нужно горючее - и не на пятнадцать минут полета, а хотя бы на полчаса. Взять его негде. Самолеты немцы заправляли сами под контролем обер-лейтенанта Бергера. Никто из пленных на стоянку в это время не допускался.
Нужен боекомплект для "Ла-5". Зенитную артиллерию можно сбросить со счета. Даже если бы немцы устроили вокруг аэродрома сплошную огненную стену, он пошел бы на нее. Более серьезное - истребительная авиация. Немцы смогут поднимать самолеты на перехват по всему маршруту, куда бы он ни уходил.
Он пошел бы на риск. Но без горючего риск станет бессмысленным. Надо во что бы то ни стало найти возможность заправить хотя бы одну машину. Тесленко может взлететь с пятнадцатиминутным запасом горючего. Где-нибудь на полпути они сядут, и тогда капитан заберет его в свою машину. Где взять бензин?..
Он так задумался, что не услышал, как к нему подошел Тесленко.
- Товарищ капитан, зачем вас вызывали? - спросил он. Грабарь вздрогнул, поднялся.
- Да так... Пустяки. Закончили ремонт?
- Нет, после обеда снова погонят... Товарищ капитан, - прошептал он, склонившись, - у нас будут кусачки.
Грабарь приподнял брови. Сержант с огорчением увидел, что его сообщение вовсе не обрадовало капитана.
- Зачем нам кусачки?
- Ну как же... для побега! Грабарь так и сел.
- Побег с помощью кусачек!.. И куда же мы побежим!? Тесленко обиделся.
- Кастусь Антонович, напрасно вы так... Я же хотел как лучше...
- Понял. Садись, потолкуем, - кивнул Грабарь на нары. - Итак, у нас будут кусачки. Откуда?
- Мне обещал их достать техник Алексеев.
- Алексеев?!
- Да. Что вы так смотрите, товарищ капитан?
- Кто такой техник Алексеев? - резко спросил Грабарь.
- Да вы что, не знаете?! Хромой, он спит вон там, напротив вас. Да вон он, как раз заходит в барак, - указал Тесленко глазами. Грабарь даже головы не повернул.
- То, что он спит напротив меня, я знаю, - пристально глядя на сержанта, проговорил Грабарь. - И фамилию его я тоже знаю. Даже то, что он хромой, я успел заметить. Какие у тебя есть еще сведения о нем, кроме этих?
- Да что вы в самом деле, товарищ капитан! - взмолился Тесленко. - Тут такая удача, а вы... Грабарь глубоко вздохнул.
- Мальчик мой, поверь, нам не нужна удача. Нам нужен точный расчет. Математически точный. Только тогда можно что-то затевать. Допустим, что Алексеев - абсолютно честный человек. Он дает нам кусачки. Что мы с ними будем делать? К заграждению мы даже не подойдем - нас перестреляют с вышек. Но, предположим, подойдем. Перережем проволоку. И куда мы побежим? Тесленко развел руками.
- Ну... там будет видно.
- Это видно и сейчас. В нашей одежке, безоружные, мы прибежим только в крематорий. Или в петлю. Больше некуда.
- Но ведь может же быть...
- Не может! - оборвал Грабарь. - Дальше. Откуда у Алексеева кусачки? Ведь инструмент выдается по счету и сдается так же.
- Не знаю...
- Почему он предложил их именно тебе? Тесленко смешался.
- Ну... мы просто разговорились, я намекнул, что надо бы достать, он пообещал, вот и все.
- Он тоже собирается бежать с тобой?
- Об этом у нас разговора не было.
- Ясно. Давай условимся вот о чем. Если у вас еще раз зайдет разговор о кусачках, то сделай вид, что ты пошутил. Побег-де - дело опасное, а тебе вовсе не хочется быть расстрелянным. Все-таки, пока ты служишь мишенью, ты, может, останешься в живых, а после поимки - нег... Так? Тесленко опустил голову.
- Хорошо, Кастусь Антонович.
Грабарь сморщил лоб, размышляя.
- И еще одно. Не предпринимай ничего без моего ведома. Абсолютно ничего. Ах ты ж, беда... Если эта история с кусачками заинтересует немцев... Тесленко взглянул на него с испугом.
- Выдумаете...
- Тут все можно думать. Будем надеяться на лучшее. Грабаря сильно расстроил этот разговор. Стоит не последить немного за мальчишкой - и тот обязательно что-нибудь натворит... Кусачки... колченогий...
Он хотел было рассказать сержанту о том, что услышал у Заукеля, но, взглянув на его расстроенное лицо, передумал. Не стоило на паренька взваливать дополнительную тяжесть.
На душе у капитана кошки скребли. Ах, будь он неладен, этот Алексеев, со своими кусачками!..
2
Но больше всего капитана интересовал другой техник- немец Билли Блюменталь, который руководил в ангаре ремонтными работами.
Это был человек лет сорока пяти, совершенно лысый, с тяжелыми темными руками. На нем была военная форма, но он не производил впечатления человека военного. Он молча расставлял людей по местам, жестами объясняя, что от них требуется, и так же молча отходил, уже больше не интересуясь, выполняют ли его указания. Иногда он и сам брался за инструмент, и видно было, что работать он умеет. Когда он увлекался, дело у него шло быстро, он был ловок и уверен. Но потом вдруг застывал с ключом или гайкой в руке и надолго задумывался, не замечая ничего вокруг. Лицо его становилось жалким и растерянным, взгляд недоумевающим. Казалось, он решал какую-то сложную задачу и не мог решить.
С ним явно было что-то неладно. Возможно, кто-то из близких погиб на фронте. Или под бомбежкой здесь, в Германии. А может, он наконец понял, что происходит вокруг? Во всяком случае на всем довольного стопроцентного арийца он не походил. Даже до лычек не дослужился, а это уже странно для техника.
