Слушая путаное выступление Г. И. Кулика, я с горечью вспоминал слышанное однажды: что он все же пользуется определенным доверием в правительстве, и прежде всего у И. В. Сталина, который почему-то считал Г. И. Кулика военачальником, способным на решение даже оперативных вопросов. И думалось: неужели никто из подчиненных бывшего начальника ГАУ не нашел в себе смелости раньше, чем это уже сделано, раскрыть глаза руководству на полную некомпетентность Г. И. Кулика на занимаемом им высоком посту?
Но тут же утешил себя: а все-таки нашлись смелые люди! Справедливость-то восторжествовала!
Была уже глубокая ночь, а совещание все продолжалось. Теперь высказывались военные и гражданские инженеры. Первые давали свои оценки взрывателям, вторые - свои. Спорили подчас довольно остро. Г. И. Кулик не вмешивался, сидел молча, с безразличным выражением на лице. Я тоже вскоре потерял в потоке жарких слов нить обсуждения, да честно говоря, мне в общем-то и не была известна суть дела. К тому же и просто устал. Так проспорили до начала четвертого утра 22 июня. А вскоре последовал звонок по "кремлевке". Кулик взял трубку, бросил в нее несколько непонятных фраз. Со слегка побледневшим лицом положил ее на рычаги и жестом позвал меня в соседнюю комнату. Здесь торопливо сказал, что немцы напали на наши приграничные войска и населенные пункты, его срочно вызывают в ЦК, так что мне теперь самому надо будет вступать в должность начальника ГАУ. И действительно, Г. И. Кулик тотчас же закрыл совещание и уехал.
Я остался один в кабинете начальника ГАУ. Стал думать, что же мне теперь делать, с чего начинать. Никого из личного состава в управлении, кроме дежурных, не было.
Между тем за окнами светало, и, если принять во внимание сказанное Куликом, шла война. А телефоны молчат. Позвонил сам наркому, затем начальнику Генштаба. Пробовал связаться с Н. Ф. Ватутиным, Г. К. Ма-ландиным. Словом, со всеми, кого знал по работе в КОВО. Все в ЦК. Что же делать? И почему Кулик не объявил о начале войны ответственным товарищам из промышленности, в том числе и наркомам, присутствовавшим на совещании? Да и отпустил их, не представив меня...
Ведь если Германия напала на нас, то за ней последуют Италия, Финляндия, Румыния, Венгрия... Еще не известно, как поведет себя Япония... А это уже большая, огромная война. А Москва, столица нашей Родины, спит. А там, на западной границе, уже идут бои. Льется кровь красноармейцев. Фашисты наверняка бомбят наши приграничные города, противовоздушная оборона которых отнюдь не несокрушима...
Вызвал недоумевающего дежурного, объявил ему, что являюсь новым начальником ГАУ, и потребовал от него список руководящего состава управления. Он еще больше смутился, когда я распорядился вызвать на 10 часов своих заместителей. На неуверенное напоминание, что сегодня же воскресенье, резковато подтвердил свое распоряжение. Дежурный вышел.
Ровно в 10.00 ко мне зашли генералы В. И. Хохлов, К. Р. Мышков, А. П. Байков, П. П. Чечулин, комиссар И. И. Новиков. Объявил им о вступлении в должность, познакомился и передал, что сегодня рано утром немецко-фашистские войска без объявления войны напали на нашу Родину. Это сообщение буквально ошарашило моих заместителей...
Но личные эмоции - потом. Потребовал от генерала А. П. Байкова, ведавшего организационными вопросами, показать мне план ГАУ. Но оказалось, что этот план хранится в Генеральном штабе у генерала П. А. Ермолина.
Приказав заместителям вызвать весь личный состав на службу, поехал в Генштаб к генералу Ермолину, а затем, вернувшись в ГАУ, вновь собрал заместителей, распорядился, чтобы аппарат управления занимался текущей работой. Сам, попросив А. П. Байкова набросать мне схему организации ГАУ, углубился в ее изучение.
Одновременно приказал представить данные, какими запасами вооружения и боеприпасов располагает на сегодняшний день ГАУ.
Да, по-разному встретили эту страшную войну советские люди. Одни уже на рассвете 22 июня 1941 года вступили в схватку с наглым врагом. Ну а я, профессиональный военный, генерал-полковник артиллерии, сидел в эти часы в громадном пустом кабинете, пока еще схематично знакомясь с работой вверенного мне огромного ведомства - Главного артиллерийского управления.
* * *
Итак, война грянула. И, как покажет время, - тяжелейшая, кровопролитная война, унесшая 20 миллионов жизней советских граждан.
И здесь предвижу законный вопрос: так неужели же наши партия и правительство действительно недооценивали фашистскую опасность, надеялись на то, что с захватом стран Европы аппетиты Гитлера будут удовлетворены и он не рискнет напасть на Советский Союз? Неужели не было сделано все возможное для укрепления оборонной мощи нашей Родины?
Нет, мы хорошо знали о звериной, агрессивной сущности фашизма. Знали и о том, что социально-политическая основа немецко-фашистской военной доктрины определяла захватнические замыслы, изложенные Гитлером еще в его книге "Майн кампф". С приходом в 1933 году к власти в Германии нацистов эта библия фашизма превратилась в государственную политику, для реализации которой руководство третьего рейха стремилось использовать все средства, и главным образом военные. Гитлеровцы, действуя прежде всего в интересах наиболее хищнических и агрессивных групп германского империализма, выдвинули широкую программу завоеваний, которая в конечном счете сводилась к установлению мирового господства.
Решающим этапом на пути к европейской и мировой гегемонии нацисты считали уничтожение Советского Союза, завоевание "жизненного пространства" на Востоке. Гитлер, например, писал: "...если мы ныне и говорим о новых земельных владениях в Европе, то речь идет прежде всего о России и подвластных ей окраинных государствах". Последовательность этапов борьбы за мировое господство достаточно четко выражена и в следующем заявлении бесноватого фюрера: "Ничто не удержит меня от того, чтобы напасть на Россию после того, как я достигну своих целей на Западе... Мы пойдем на эту борьбу. Она раскроет перед нами ворота к длительному господству над всем миром".
В секретном меморандуме от 26 августа 1936 года об основных задачах "четырехлетнего плана" рейхсканцлер фашистской Германии обосновывал форсированную подготовку экономики страны к войне неизбежностью "исторического столкновения" с Советским Союзом.
Развивая тезис о "необходимости" разбить СССР любыми методами, Гитлер заявлял, что "потомки не спросят нас", какими методами или в соответствии с какими нынешними представлениями мы действовали, а лишь о том, чего мы добились.
Таким образом, мы были прекрасно информированы о замыслах руководителей фашистской Германии в отношении нашей Родины. И даже подписывая 23 августа 1939 года советско-германский пакт о ненападении, знали: угроза войны против нас не снимается, ее начало лишь отодвигается. На год, на два, но отодвигается. А нам очень нужны были эти мирные годы!
