Экономическую реформу производства, объявленную на Пленуме ЦК осенью 1965 года и «утвержденную» весной следующего года XXIII съездом партии, возглавляют уже упомянутые мною Косыгин и Байбаков. Суть их намерений довольно проста: они хотят, чтобы как можно больше участников производства, вплоть до рабочих, было заинтересовано в доходной, рентабельной, а, значит, и производительной работе предприятий. При этом используются идеи, развитые три года назад в газетных и журнальных статьях харьковским профессором экономики Е.Либерманом.
По Либерману (или по решениям XXIII съезда КПСС, как хотите), предприятия должны теперь платить за предоставлявшиеся до сих пор бесплатно основные фонды – здания, сооружения, оборудование. Они должны также заботиться о сбыте своей продукции, для чего поощряется заключение прямых договоров с покупателями. Директорам предоставляется право самим определять численность рабочей силы и технического персонала, меняя эту численность в соответствии с потребностями производства. И если в результате хорошей работы завод получит прибыль, то часть этой прибыли можно разделить между руководителями, рабочими и служащими в виде премий или доплат. Наконец, директорам заводов предоставлено ограниченное право изменять систему оплаты труда, то есть в некоторых случаях отменять сдельщину.
Выглядит реалистично, не так ли? Теперь послушайте мой разговор с инженером-экономистом, которому поручено готовить перевод завода «Москвич» на новую экономическую систему.
— Александр, расскажите, пожалуйста, чего вы ждете от новой экономической системы.
— Что ж, я думаю, нашему заводу станет полегче. Особенно, если разрешат отменить сдельную оплату, выгнать тысячу-другую «лишних ртов» и поощрять как следует действительно важных и хороших работников. Я эти предложения уже написал, директор утвердил, но вот дадут ли разрешение – это вопрос.
— Почему вопрос?
— А потому, что экономическая реформа уже прошла на нескольких сотнях заводов, и есть печальный опыт. Понимаете какая штука: все предприятия начали с того, что сократили штаты. Ведь по новой системе общий фонд зарплаты по-прежнему не разрешается перерасходовать, даже если это сулит выгоды в ближайшем будущем. И директора обрадовались возможности разделить пирог между меньшим количеством едоков.
— Что же произошло?
— Известно что. Безработица. Пятьдесят лет не было, а теперь – здравствуйте! И говорить о ней вслух нельзя, и биржу труда не открывают, и пособий не платят. Наши кадровики прямо желтые ходят: не научились еще отказывать в приеме на работу с холодным сердцем. А тут мы собираемся еще своих увольнять. Я уж стал ходить по заводу с опаской: пронюхают, что это мой проект насчет увольнения, – того гляди, линчуют.
— И как по-вашему, большая сегодня безработица?
— Точно ничего не знаю, цифры эти секретные, а, может быть, и нет цифр вообще – кто их учитывает, коли нет официальной регистрации. Но не так давно слушал я доклад Председателя комитета по профессионально-техническому образованию Булгакова – знаете, это комитет, который ведает подготовкой рабочих в ремесленных училищах – из мальчишек и девчонок. Булгаков явно был в панике от того, что скоро некуда будет девать его выпускников. И он давал кое-какие цифры. В целом-то по стране он, понятно, ничего не сказал, но для примера привел Молдавию. Там, оказывается, из четырех миллионов трудоспособного населения около миллиона не имеют работы. Объяснение дал такое: Молдавия слабо развита в промышленном отношении, а молодежь, оканчивающая средние школы, не хочет уезжать с насиженных мест. Можно идти работать в колхозы, можно ехать в Сибирь – так он сказал. Но не идут и не едут, отсюда высокая безработица.
— А что в Сибири?
— Там, говорят, пока недостаток в рабочей силе. Очень велика текучесть. Приедут, поработают чуть-чуть – и обратно в теплые края.
— Что нее они – морозов пугаются?
— И морозов, конечно. А только я так думаю: мороз не страшен в теплом доме и при сытной еде. Люди бегут из Сибири потому, что и с домами там плохо и еда слабовата. Но, может быть, голод в конце концов погонит безработных в Сибирь – тогда, значит, реформа своего достигнет.
— Ой, Саша, этих слов мне даже не хочется слушать. Как-то уж очень бесчеловечно они звучат. Разве реформа рассчитана на то, чтобы «загнать голодных в Сибирь»?
— Ну, вы можете подобрать более мягкие выражения, если хотите. Кроме того, я не думаю, чтобы реформа специально для этого затевалась. Цели-то правильные – поднять производительность труда, подстегнуть экономику. А результаты – они на Руси испокон веку расходились с благими целями.
— Хорошо. Забудем на момент безработицу. Есть еще препятствия в проведении реформы или только это?
Александр пожимает плечами.
— Многое еще просто-напросто непонятно – даже экономистам предприятий, которые официально уже перешли на новую систему.
— Например?
— Сколько хотите примеров. Вот, допустим, государственный план. Он ведь остается и в него по-прежнему надо «укладываться», выгодно это тебе или нет. Директор даже не может прекратить выпуск какой-нибудь убыточной продукции, потому что кому-то эта продукция нужна, и в другом месте он ее не получит. Скажем, представьте себе, что московский завод «Каучук» из экономических соображений перестанет выпускать уплотнители дверей для нашего «Москвича». Они там на «Каучуке» проклинают эти уплотнители – сложная работа, много брака, стоят копейки – в общем, одни неприятности. А перестанут делать – красиво мы будем выглядеть! Но, слава Богу, не перестанут, у них есть план по ассортименту, и какая там экономическая система, новая или старая, а уплотнители гони. Но, конечно, для них это явная дыра в экономике.
— Погодите, Саша, погодите. Но ведь «Каучук» мог бы сделать простую вещь – потребовать с вас за уплотнители более высокую цену. И все в порядке, «дыра», как вы сейчас сказали, заткнута. Вы бы поторговались-поторговались и заплатили – куда денешься! А потом стали бы потихоньку искать другой завод, который, может быть, сумел бы сделать эти самые уплотнители дешевле. Это же ясно как дважды два четыре!
— Простите меня, но это полная чушь. У нас какая экономика? Социалистическая? Ага. А вы что предлагаете? Свободный рынок, конъюнктурное изменение цен. С ума сошли?
— Но почему же нет, Саша, если те же уплотнители действительно убыточны? Это же глупо – продавать с убытком, если платишь за основные фонды и живешь с собственной прибыли. Сказавши «А»...
— Ладно, не продолжайте. Я нарочно привел вас к абсурду, чтобы показать, сколько неясного в экономической реформе. Но если есть в ней что-либо ясное, так только одно – на свободную игру цен, конкуренцию, отсутствие планирования по ассортименту не рассчитывайте. Хозяева на это не пойдут. Почему? Да вот потому, что вы сами только что произнесли. Сказавши «А», надо говорить «Б», потом «В», и по этому алфавиту мы в два счета приедем к свободному предпринимательству – к капитализму. '
