Прихлёбывая чай, начали разговаривать. Женя вынимает крошечный диктофон, я рассказываю, что журналисты экстра-класса обычно работают без диктофона. Рассуждаем об институте, об искусстве, я начинаю что-то рассказывать из своей практики. А до этого договорились, что газетный материал будет как бы из двух параллельных записей: моей и Жени. У Жени, кажется, есть хвосты за пятый курс, во мне заговорил преподаватель, и я объясняю, что не следует тянуть, а надо переходить к дипломной работе. Незаконченный институт не даст возможности по-настоящему заняться работой. Говорим о карьере, о том, что в начале жизни закладывается фундамент всему, что сделано будет потом. Но, как обычно, я не очень помню, что я говорю в свободном полёте. Всё у Жени в её диктофоне, потом увидим, что я наговорил.
Прощаясь, я пытаюсь всучить Жене какой-нибудь бутерброд: приедете в редакцию, попьёте чаю. Думаю, хорошо, что я вчера купил какого-то копчёного мяса, хлеб есть. Но у Жени другой план: она соглашается на банку моего собственного — яблоки тоже свои — джема. «Буду поить дам в редакции чаем, приговаривая, что это собственный есинский джем».
<...>
14 февраля, вторник
Приехал довольно рано на работу, ни Ксении, ни Надежды Васильевны ещё не было, но появился А. Е. Рекемчук и сразу же начал говорить о вчерашнем диспуте между Никитой Михалковым, сыном знаменитого поэта Сергея Михалкова, и Ириной Прохоровой, сестрой бывшего члена КПСС и нынешнего миллиардера Михаила Прохорова. А. Е. уверял, что Прохорова была активнее, наступала, буквально не давала слова сказать Михалкову, но оба были мелковаты. Возможно. Впрочем, многие говорят, что Прохоров — это опять проект Путина и Кремля и участвует он во всей этой канители, во-первых, чтобы не оказаться Ходорковским, а во-вторых, близость к власти — это всегда близость к деньгам. Я, к сожалению, этой передачи не смотрел.
Возможно, я бы и не вспомнил об этом разговоре, но вечером получил письмо от Ефима Резника, и в нём опять об этом замечательном диалоге. Вот как видится это издалека. А в Америке тоже идут предвыборные страсти. Цитату даю с «захлёстом».
«У нас вовсю идёт предвыборная кампания, мы очень опасаемся, что Обама будет переизбран, и каких дров он нарубит в следующие четыре года, страшно подумать. Он уже загнал богатейшую страну мира в долговую яму, из которой ей не выбраться за пятьдесят лет, число бедных под его «мудрым» руководством удвоилось, средний класс потерял уверенность в завтрашнем дне и т. д. Он представляет новые налоговые льготы среднему классу, натравливает плебс на богатых, всё глубже запускает руку в пенсионный (и медицинский для пенсионеров) фонд, что мы на себе чувствуем, платя за медицинские страховки всё больше и больше. Но его популистские лозунги популярны, а у республиканцев не видно сильного кандидата, который мог бы ему противостоять. Но до ноября ещё далеко, так что остаётся надеяться.Кажется, аналогичная ситуация в России. Сегодня посмотрел дебаты между Никитой Михалковым как представителем Путина и г-жой Прохоровой как представителем Прохорова, длились они целый час, но я досмотрел до конца. Г-жа выглядела гораздо ярче и напористее, но поразило мелкотемье разговора. О чём она говорила? Что библиотеки в провинции давно не пополнялись. И с этой хохмой они идут в президенты! И вообще, что это за дебаты между «представителями», а не самими кандидатами? Какая-то пародия».
<...> В институте пробыл до семи часов. В шесть пришлось идти и открывать подготовительные курсы. Есть обстоятельства, когда приходится говорить почти то же, о чём говорил раньше, и почти в тех же выражениях. Как это раздражает.
Вечером опять, вместо того чтобы смотреть телевизор, читал прежнюю книжку о сталинских премиях, наконец-то добрался до знаменитого разговора Сталина и Эйзенштейна. Выбрал кусочки, которые как-то меня взволновали. Сталин ведь не всегда был, как сейчас его огульно хотят представить, неправ.
Россия всё-таки особая страна, и присловье: «Что русскому хорошо, то немцу смерть» — возникло не случайно.
«Сталин. Царь Иван был великий и мудрый правитель, и если его сравнить с Людовиком XI (вы читали о Людовике XI, который готовил абсолютизм для Людовика XIV?), то Иван Грозный по отношению к Людовику на десятом небе. Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая страну от проникновения иностранного влияния. В показе Ивана Грозного в таком направлении были допущены отклонения и неправильности. Пётр I — тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком раскрыл ворота и допустил иностранное влияние в страну, допустив онемечивание России. Ещё больше допустила его Екатерина. И дальше. Разве двор Александра I был русским двором? Разве двор Николая I был русским двором? Нет. Это были немецкие дворы».
О проблемах экономики в средние века:
«Замечательным мероприятием Ивана Грозного было то, что он первый ввёл государственную монополию внешней торговли. Иван Грозный был первый, кто её ввёл, Ленин второй».
Сталин как «крутой» историк:
«Сталин. Иван Грозный был очень жестоким. Показывать, что он был жестоким, можно, но нужно показать, почему необходимо быть жестоким.Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он не дорезал пять крупных феодальных семейств. Если он эти пять боярских семейств уничтожил бы, то вообще не было бы Смутного времени. А Иван Грозный кого-нибудь казнил и потом долго каялся и молился. Бог ему в этом деле мешал... Нужно было быть решительнее».
К проблемам православия в тридцатые годы:
«Молотов. Исторические события надо показывать в правильном осмыслении. Вот, например, был случай с пьесой Демьяна Бедного «Богатыри». Демьян Бедный там издевался над Крещением Руси, а дело в том, что принятие христианства для своего исторического этапа было явлением прогрессивным.Сталин. Конечно, мы не очень хорошие христиане, но отрицать прогрессивную роль христианства на определённом этапе нельзя. Это событие имело очень крупное значение, потому что это был поворот русского государства на смыкание с Западом, а не ориентация на Восток».
Об отношении с Востоком Сталин говорит, что, только что освободившись от татарского ига, Иван Грозный торопился объединить Россию, с тем чтобы стать оплотом против возможных набегов татар. Астрахань была покорена, но в любой момент могла напасть на Москву. Крымские татары также могли это сделать.
