— Любишь ты меня, Анатолий? Друг ты мне заправдашний или не друг?
— Чего болтаешь? — вопросом на вопрос ответил Мариенгоф.
— А вот чего… Не могу я с Зинаидой жить… вот тебе слово, не могу… говорил ей — понимать не хочет… не уйдет и все… ни за что не уйдет… вбила себе в голову: «Любишь ты меня, Сергун, это знаю и другого знать не хочу…» Скажи ты ей, Толя (уж так прошу, как просить больше нельзя), что у меня есть другая женщина…
— Что ты, Сережа?
— Эх, милый, из петли меня вынуть не хочешь… петля мне любовь. Толик, родной, я пойду похожу… по бульварам, к Москва-реке… а ты скажи — она непременно спросит, — что я у женщины… С весны, мол, путаюсь и влюблен накрепко… а таить этого не велел… Дай я тебя поцелую…
На следующий день Райх уехала в Орел.
20 марта 1920 года Зинаида Николаевна родила сына. Рожала в Доме матери и ребенка. Позвонила по телефону Есенину, спросила у него, какое имя он хотел бы дать сыну. Есенин задумался — ему не хотелось давать мальчику литературное имя. В конце концов сказал: «Константин». И только после крещения спохватился: «Черт побери, а ведь Бальмонта Константином зовут».
На сына Есенин посмотреть не пришел. А Райх с ребенком еще долго оставалась в Доме матери и ребенка. К Есенину она больше не возвращалась.
Случай свел их на ростовском вокзале. Мариенгоф увидел Зинаиду Николаевну. Она ехала в Кисловодск. А Есенин, увидев, что Мариенгоф разговаривает с Райх, пошел в другую сторону.
Зинаида Николаевна попросила Мариенгофа:
— Скажите Сереже, что я еду с Костей. Он его не видел. Пусть зайдет, глянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе.
Есенин сначала заупрямился.
— Не пойду. Не желаю. Нечего и незачем мне смотреть.
Мариенгоф стал его уговаривать:
— Пойди, скоро второй звонок. Сын ведь.
Есенин зашел в купе, нахмурив брови, Зинаида Николаевна развязала ленточки кружевного конвертика. Маленькое розовое существо барахтало ножками.
— Фу! Черный! — вырвалось у Сергея. — Есенины черными не бывают…
— Сережа!
Райх отвернулась к окну, плечи ее вздрогнули.
— Ну, Анатолий, поднимайся.
И Есенин легкой, танцующей походкой вышел в коридор международного вагона.
Трудно себе даже представить, что пережила Зинаида Райх в эти минуты.
А Есенин, как это свойственно большинству людей, готов был свои недостатки, свои прегрешения списывать на других. Так он уверил себя и старался уверить всех, что виновником его разрыва с Зинаидой Райх был Мариенгоф. Августа Миклашевская вспоминала, как Есенин жаловался ей на Мариенгофа: «Анатолий все сделал, чтобы поссорить меня с Райх. Уводил меня из дома, постоянно твердил, что поэт не должен быть женат: «Ты еще ватные наушники надень». Развел меня с Райх, а сам женился и оставил меня одного».
Мариенгоф к тому времени действительно женился на актрисе Камерного театра Анне Никритиной и прожил с ней долгую и счастливую жизнь.
Однако хотя Есенин и жаловался на Мариенгофа, который, дескать, «постоянно твердил, что поэт не должен быть женат», сам он исповедовал (во всяком случае, на словах) те же убеждения. Своему молодому другу поэту Вольфу Эрлиху он внушал: «Ты мой совет запомни: холостая жизнь для поэта — все равно что мармелад! И стихи идут, и все идет! Женишься — света божьего не взвидишь!»
Друзья Есенина были убеждены, что женщины мешают мужской дружбе. Мариенгоф в своих воспоминаниях рассказывает следующий юмористический эпизод. На одном из сборищ в его комнате в Богословском переулке Шершеневич поведал такую байку:
— Известно ли вам, бессмертные, — начал Шершеневич, — что во время своего исторического путешествия Чарльз Дарвин посетил людоедов. Ознакомившись с их бытом и нравами, он спросил вождя каннибалов: «Сэр, почему вы кушаете преимущественно своих жен? Вы лучше ели бы своих собак. Разве они менее вкусны, чем леди?» Рассудительный вождь ответил: «Наши собаки ловят выдру. А женщины ни на что не годны. Поэтому мы предпочитаем ими утолять голод». Старейший из людоедов, желая выглядеть гуманным в глазах европейца, мягко добавил: «Но перед тем, как поджарить женщину, мы ее обязательно душим».
— Ах, как это мило! — воскликнул Рюрик Ивнев своим девичьим голоском.
— Не правда ли? Так вот, друзья, — заключил Шершеневич, — я бы тоже обязательно душил женщин, которые разбивают большую мужскую дружбу.
Профессор И. Розанов в своих воспоминаниях, относящихся к 1921 году, отмечал: «Меня удивляло, что о женщинах Есенин отзывался большей частью пренебрежительно.
— Обратите внимание, — сказал он мне, — что у меня почти совсем нет любовных мотивов… Моя лирика жива одной большой любовью — любовью к родине. Чувство родины — основное в моем творчестве».
Ему вторил Вадим Шершеневич: «Вообще Есенин был слишком занят собой, своими стихами и своей деятельностью, чтобы быть искренне привязанным к женщине. Любовь у него всегда была на третьем плане. Он даже к еде относился с большим вниманием, чем к «любимой». А семьянином был просто никудышным».
А как складывалась судьба Зинаиды Райх? Это весьма важно, ибо до конца жизни Есенина она зримо или незримо присутствовала в его судьбе и играла в ней далеко не последнюю роль. Это будет видно из дальнейшего повествования. Следует только сделать одну существенную оговорку: слова «как складывалась судьба Зинаиды Райх» не совсем точны. Зинаида Николаевна принадлежала к той породе сильных женщин, которые сами складывают свою судьбу.
После того как она родила сына Костю, Райх некоторое время жила в Доме матери и ребенка, работала в Наркомпросе, потом весной 1921 года уехала в Орел. И вот здесь она сделала первый шаг, чтобы изменить род своих занятий, обрести новую профессию — Зинаида Николаевна начала преподавать на театральных курсах историю театра и костюма.
До сих пор она всегда была простой канцелярской служащей. Как пренебрежительно заметил Анатолий Мариенгоф, «Райх актрисой не была — ни плохой, ни хорошей. Ее прошлое — советская канцелярия. В Петрограде — канцелярия, в Москве — канцелярия, у себя на родине в Орле — военная канцелярия. И опять — московская. А в канун романа с Мейерхольдом она уже заведовала каким-то внушительным отделом в каком-то всесоюзном департаменте.
И не без гордости передвигалась по городу на паре гнедых».
И вдруг театр.
В октябре 1921 года народный суд города Орла по заявлению Есенина оформил его развод с Зинаидой Райх, после чего она оставляет двух своих детей на попечение родителей и уезжает в Москву, где поступает учиться в Государственные высшие режиссерские мастерские (вскоре переименованные в Государственные экспериментальные мастерские), которыми руководил знаменитый театральный режиссер Всеволод Мейерхольд.
