— А ну-ка, ступай, Гриша, первым, покажи дорогу, а уж мы за тобой!
Пыльнов двинулся к торчавшей из водорослей трубе и по пути снова задел ногой за хвост металлоискателя, который направлялся туда же. Совсем отчетливо разглядел он ржавчину и вмятины на трубе. Рыжая морская звезда прилепилась к ней сбоку и шевелила своими широкими лучами.
Водолаз раздвинул водоросли. Среди них, точно отдыхая на полянке, лежал на боку небольшой портовый буксир с выломанной палубой и ржавым кочегарным котлом. Буксиришко весь оброс буроватым подводным мхом, будто медвежьей шерстью.
Большая медуза тиара, похожая на помело с красным черенком внутри, вынырнула из рубки рулевого и прошлась своим медузьим веником по железу буксира, как бы извиняясь перед гостем, что к его приходу не прибрано. А впрочем, извиняться ей было нечего: хозяйство у нее было нарядное и любопытное. Вокруг трубы на ржавой вмятине венком сидели не то грибы, не то какие-то шишки. А пониже на машинном кожухе росли тоненькие красные цветы, каких Пыльнов никогда не встречал на земле. Почти все пробоины в буксире были затянуты бархатистым мхом, а из тех щелей и дыр, которые еще были открыты, то и дело вылетали на рыжих плавниках окуньки. Они, наверное, играли между собой в прятки, потому что всей стайкой заплывали в одну большую дыру, а выбегали порознь из других отверстий.
Отовсюду из мха выглядывали скромные подводные гвоздики и пышные анемоны, полосатые, желтые и малиновые. Анемоны — морские розы — росли на толстых грибных ножках. Между ними ходили маленькие креветки. Вдруг Пыльнов увидел один цветок, лепестки которого были туго сжаты в кулак, а из них торчал наружу рыбий хвостик. Хвостик чуть вздрагивал.
— Сцапала? Ну и прожорливая роза! — сказал с укоризной Пыльнов. — Кусок больше себя проглотила!
Дотянувшись до хищной розы рукой, он содрал ее с буксира, а сам перелез через борт, чтобы посмотреть, исправен ли кочегарный котел. Обидно было с пустыми руками наверх возвращаться. Котел — и то находка, если только его ржавчина не съела.
Пыльнов наклонился к топке, которая когда-то бушевала огнем. Теперь ее дверца была облеплена ракушками, как торт миндалем. А возле дверцы кочергой стояла сине-полосатая щука и, видимо, готовилась что-то схватить в топке. Но ей это не удалось. Пыльнов вспугнул ее и, отдраив лаз, заглянул в котел. Там было полным-полно рыбы, словно кипела живая уха. Бычки кололи друг друга рогами, дрались из-за чего-то.
— Ну, довольно воевать! — сказал Пыльнов и, сунув в котел руку, начал ощупывать стенки. Ржавчина пленками отдиралась от котла, он был весь в дырах.
— Тьфу! — рассердился водолаз. — Ни сам буксир, ни котел — ни к черту! Зря только звонил металлоискатель.
Он выбрался из буксира, прошел несколько шагов и уже хотел было дать сигнал: «Выхожу наверх!», как вдруг перед самым его носом из водорослей выскочили чем-то встревоженные морские коньки. Взрослый конек был чуть больше шахматного коня, а малыш — чуть побольше майского жука.
Пыльнов едва не схватил малыша рукой, но споткнулся. Свинцовая его подошва обо что-то брякнула.
— Что у них тут, железная конюшня, что ли? — пробормотал Пыльнов. Он нагнулся, раздвинул водоросли и вытащил из них за ручку медный, весь позеленевший матросский бачок. Из него посыпались какие-то волокна, рыбьи скелеты, ракушки. — Вот так гнездо, — засмеялся Пыльков и, подняв бачок к самому шлему, пощелкал по его дну. Бачок коротко прогудел от щелчка. — Толковый бачок, надо захватить, на «Камбале» пригодится.
Пыльнов сунул бачок подмышку и дернул за сигнал: «Выбирай».
На борту вся команда с нетерпением ждала водолаза. Кок Бородулин и кочегар Жуков даже поспорили. Жуков был любитель всяких пари и спорил по любому поводу.
На этот раз пари было такое: если водолаз найдет «Орла», Жуков обязан начистить для кока целый лагун картошки. А если не найдет, Бородулин должен испечь Жукову десять пирожков с брусничным вареньем.
Как только вынырнул из воды водолазный шлем, спорщики свесились через борт. Бородулин даже колпак с головы в воду уронил.
Пришлось ловить колпак багром.
Молча стоял боцман Груздев у трапа и, поджидая водолаза, нервно покуривал свою короткую трубку.
Выходя из воды, Пыльнов увидел сквозь иллюминатор боцмана, кочегара и кока и поднял в руке бачок.
— Нашел, — обрадовался кок.
Жуков поскреб затылок.
— Кажись, на этот раз я проиграл…
Водолаз медленно вскарабкался по трапу и положил на палубу бачок. А когда с него сняли шлем, сказал:
— Нашел я, товарищи, старый, разбитый буксир да этот бачок около него. Вот и всё.
Бородулин махнул рукой и поплелся к себе на камбуз печь пирожки с брусникой.
— Постой, кок, — остановил его боцман, — забирай подарок. Это водолаз для тебя с грунта бачок добыл. Медный, а почистишь, золотой будет!
Бородулин хмуро посмотрел на боцмана.
— Ты бы уж лучше молчал, Михаил Терентьевич, — огрызнулся он, — сам-то, небось, тоже нынче подарка ждал — сундучка с музыкой. А не дождался ничего. Музыку твою крабы слушают.
— Эх, Бородулин, — сказал боцман, уминая в трубке табак, — на «Орле» ведь не только мой сундучок остался, много там всякого добра пропадает. Пожалуй, и для тебя нашлось бы кое-что подходящее по специальности.
— А что мне надо? Чумичек и кастрюль у меня полой камбуз!
— Да нет, какие чумички! Знаешь ты, кто у нас на «Орле» коком был? Сам Жан-Анри Блок. Слыхал про такого?
Бородулин вскинул голову.
— Как же, слыхал. Даже соус его один знаю.
— Ну, так вот. У этого самого Жана Блока такой был камбуз, что все корабли завидовали. А главное — была у него поваренная книга. Не напечатанная книга, а написанная от руки. Сам он говорил, что и за десять тысяч не продал бы ее, потому что в ней записаны кушанья со всего света — от русских рубленых щей до торта миндального с черными раками. А еще был у нашего кока флакончик с какой-то египетской жидкостью для цвета и для вкуса. Ежели капнуть ее хоть одну каплю в лагун борща с солониной, — так вкус получается вроде как от индейки. Десять лет этому флакончику было, а израсходовал из него наш старик разве только одну треть.
Бородулин слушал боцмана, то поднимая, то опуская брови, — видно, не знал, верить или нет.
А когда боцман умолк, он только сказал, махнув рукой:
— Так ведь это всё, пожалуй, миной разнесло. Где уж там на дне этакую бутылочку искать или книгу рукописную. Раскисла, верно, давно, и все чернила с нее смылись.
Бородулин подобрал с пола позеленевший бачок и ушел к себе на камбуз.
Но с тех пор стал он еще чаще высовываться из дверей на палубу и спрашивать у водолазов: «Что, не звонит? А мне что-то послышалось».
