Сергей Львович Седов почти не интересовался политикой. Он стал ученым-теплотехником. Совместно с коллегами опубликовал монографию,[1323] получившую высокую оценку в научных кругах, работал преподавателем в Московском авиационном институте.[1324]
Сергей чувствовал, что над его головой сгущаются тучи, и писал матери в конце 1934-го или в самом начале 1935 года: «На службе у меня… начались какие-то неприятности, пока еще в виде слухов, чем кончится — не знаю».[1325]
Обыск, произведенный в комнате, где проживали совместно Сергей, его первая жена Ольга Гребнер и вторая жена Генриетта Рубинштейн (таковы были жилищные условия в Москве, не позволявшие поменять жилплощадь), показал, что Сергей сохранял не только глубокую любовь к отцу, но и уважение к его политической деятельности. В Главное управление госбезопасности был доставлен следующий отчет: «1) Большое количество рукописей, рукописных материалов и печатных материалов Льва Давыдовича Троцкого, являющихся по заявлению арестованного Седова архивом Троцкого, охватывающим период 1918–1927 год (даты приблизительные). 2) Личная переписка Седова с Троцким в том числе и телеграммы, во время пребывания Троцкого в Алма-Ате и заграницей. 3) Большое количество разных фотоснимков Троцкого. 4) Записные книжки и адреса, записанные Седовым. 5) Гнусный контрреволюционный пасквиль, обнаруженный в красной папке, в которой хранились разные вышивальные рисунки. Папка лежала в чемодане. 6) Клинок, грамота ЦИК СССР о награждении Троцкого орденом Кр[асного] Знамени, штыки именной нож Троцкого».[1326]
Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 14 июля 1935 года Сергей Седов получил сравнительно мягкий приговор — пять лет исправительных работ, но вслед за этим наказание было еще более смягчено: Сергей был сослан в Красноярск на тот же срок.[1327] В сибирском городе он устроился на машиностроительный завод, где была разыграна провокация, которая, возможно, планировалась изначально, при смягчении приговора. В мае или июне 1936 года Сергей вместе с группой работников завода был арестован и отправлен в Воркуту. А в печати было объявлено, что на Красмаше действовала группа вредителей-троцкистов, в которой главным являлся сын Троцкого.
В феврале 1937 года Сергей был доставлен в Красноярск, в июле ему были предъявлены обвинения в шпионаже, измене родине и контрреволюционной организованной диверсии. Фамилия Сергея была включена в «красноярский список» лиц, по делам которых требовалось на высшем уровне утвердить карательное решение. В список были включены 68 человек, из них 61 был отнесен к первой категории, то есть к ним предлагалось применить «высшую меру» — расстрел. 3 октября 1937 года Сталин, Молотов и Каганович завизировали этот список.[1328]
Двадцать девятого октября на закрытом судебном заседании выездной сессии Верховного суда СССР в Красноярске в течение 15 минут было рассмотрено дело Сергея Львовича Седова. На вопрос председателя, признает ли он себя виновным, прозвучал ответ: «Виновным себя не признаю». Вслед за этим был зачитан смертный приговор, который привели в исполнение этой же полночью.[1329] Так в большевистском застенке окончилась жизнь третьего ребенка Троцкого. В живых оставался только старший сын, который продолжал в Париже самоотверженную работу, но дни его также были сочтены.
Лев Давидович и Наталья Ивановна не имели никаких сведений о том, что происходит с младшим сыном после последнего адресованного матери письма, полученного в начале 1935 года. Но они понимали, что происходит недоброе. Записи в дневнике Троцкого в феврале — сентябре 1935 года свидетельствуют, как обеспокоены были родители. 2 апреля 1935 года сделана запись: «Если его действительно выслали, то исключительно по мотивам личной мести: политических оснований не могло быть!» На следующий день запись была еще более тревожной — Троцкий внес в дневник слова жены: «Они его (Сергея) ни в коем случае не вышлют, они будут пытать его, чтоб добиться чего-нибудь, а затем уничтожат». Судя по дальнейшим записям, тревога родителей не утихала.[1330]
В июльском номере «Бюллетеня оппозиции» появилось проникнутое болью письмо Н. И. Седовой, связанное с судьбой Сергея.[1331] Она рассказывала о его жизненном пути, выражая убежденность, что Сергей арестован, что Сталин в качестве орудия мести избрал на этот раз их младшего сына. Наталья Ивановна расширяла проблему, придавая ей общественное звучание, ибо «при молчании и безнаказанности мстительные действия Сталина могут скоро принять непоправимый характер». Каким глубоким было это предчувствие материнского сердца и отцовской прозорливости! Вскоре появилось еще одно письмо Натальи Ивановны, в котором она сообщала, что на протяжении последних месяцев посылала небольшие денежные суммы жене Сергея, чтобы облегчить ей, если возможно, помощь своему мужу. Однако 6 ноября Норвежский кредитный банк, через который направлялись переводы, известил, что «получатель не мог быть найден по указанному адресу», а это означает также арест жены Сергея.[1332]
Норвежское затворничество
В конце весны 1935 года у Троцкого возникли перспективы переезда в другую страну. Пришедшее к власти правительство Рабочей партии Норвегии объявило о верности принципу доброжелательного принятия на своей территории политических беженцев.
Троцкий согласился на переговоры французских единомышленников с норвежскими представителями. Правительство Норвегии пожелало на примере Троцкого продемонстрировать, что сохраняет верность своим декларациям, тем более что в стране не было организаций его сторонников — такая группа появится только в 1937 году.[1333]25 мая Лев Седов известил отца письмом, что «Крукс» может готовиться к отъезду. Имя «Крукс» Троцкий иногда использовал в качестве псевдонима, и в дневнике появилась запись: ««Праздник вечного новоселья», как говорил старик-рабочий в Алма-Ате».[1334]
Восьмого июня к Троцкому приехал Жан Хейженоорт, привезший, наконец, весть, что документы на право въезда в Норвегию Троцкий может получить в любой момент в Париже. Отъезд был назначен на следующий день. Правда, еще не было транзитной бельгийской визы (Троцкие должны были следовать пароходом из Антверпена), но на этот раз неожиданностей не предвиделось: правительство Бельгии понимало, как настоятельно французские власти стремятся избавиться от Троцкого, и не могло ставить палки в колеса.
