Пришла зима. Наступили дни сессии. Выпросить досрочную сдачу предмета у меня не получилось, и я явился, как все студенты, в день экзамена в институт. Вытащив билет, я написал ответ и сел напротив преподавателя.
– Так. Написали Вы все правильно. Есть дополнительный вопрос: какое количество военнослужащих в отделении.
– Танковом, мотострелковом?
– Мы изучаем общевойсковые инструкции и положения, значит, мотострелковом.
– На БМП-1 одиннадцать человек.
– Не верно, – обрадовался подполковник. – Десять. В отделении десять человек. Четверочка Вам.
Получать четверку по такому предмету было ниже моего достоинства.
– У вас неверные знания, товарищ подполковник.
– Как у меня могут быть неверны знания? Я все-таки преподаватель.
– А я инструктор. Я обучал таких, как Вы.
– Где Вы обучали?
– На курсах "Выстрел".
– Ого! – воскликнул рядом сидящий майор. – Я был там на двухмесячных сокращенных курсах. Ты из инструкторского полка?
– Так точно.
– Хорошо, – пошел на примирение подполковник.- А сколько личного состава на бэтээре?
– Десять, но на восьмидесятом может быть одиннадцать, как и на первой БМП, а вторая БМП опять с составом в десять человек. Такая же будет и БМП-3.
– БМП-3? Нет такой модификации.
– Нет в производстве. Она находится в стадиях разработки. Я видел опытные образцы и участвовал в демонстрации для курсантов. Мы тогда много чего демонстрировали. Например, на курсы приезжал генерал
Калашников, начальник конструкторского отдела Ижевского завода.
– Это который автомат Калашникова придумал?
– Он самый. С сыном, тот полковник. Так они рассказывали, что разрабатывают автомат, который будет стрелять одиночными, очередями и короткой очередью на два патрона для экономии.
– Я о таком даже не слышал. Это возможно?
– Понятия не имею. Образцов новых они не привозили, только лекцию прочли, на вопросы ответили и уехали. В этой части, товарищ подполковник много интересных разработок есть. Хотите, я все модификации "калаша" сейчас напишу?
Подполковник посмотрел на майора. Майор кивнул и добавил:
– На курсах много экспериментального оружия. Нам кое-что показывали.
– Ладно, Вы доказали мне свои знания, – смирился подполковник и исправил прямо в зачетке оценку. – Жду Вас на следующей сессии. Всех ждет зачет по предмету, и он не будет легче экзамена.
Зачета не было. В феврале Михаил Горбачев издал указ о прекращении призыва студентов из институтов, о демобилизации тех, кто отслужил больше года, являясь студентом на момент призыва, и о прекращении обучения на военной кафедре гражданских ВУЗов тех, кто отслужил положенный срок срочной службы. Узнав о такой радости на первом же занятии на военной кафедре в семестре, мы рванулись к деканату и положили на стол профессора Горелова заявления.
Дополнительно освобожденный день от занятий открывал новые, радостные перспективы.
Таким образом, я прекратил свои контакты с армией, так и не дойдя до звания лейтенанта, к чему, в общем-то, и не стремился.
Но армейское прошлое не давало о себе забыть. Весной, войдя в магазин в центре города, я увидел знакомое лицо. Пока я всматривался в узнаваемые черты, высокий, слегка сутулый молодой мужчина достал из кармана плотный блокнот, перелистал, не отрывая от меня внимательных глаз, и продекламировал: Ханин Александр Михайлович, проживает: город Ленинград, улица Халтурина, дом, квартира, номер телефона.
– Гераничев? – воскликнул я. – Какими судьбами к нам?
– Решили с женой погулять по Питеру. Познакомься. Моя жена – Аня.
– Очень приятно. Молодцы. Как в части дела? Вы уже старший лейтенант?
– В какой части?
Вопрос лейтенанта поставил меня в тупик, но Гераничев сам вывел меня из ступора.
– Я больше не служу. Ушел в запас. Преподаю историю в техникуме и работаю. Рисую вывески для кооперативщиков. Очень хорошо платят. Я даже не думал, что может быть такая спокойная и хорошо оплачиваемая жизнь, да еще и всего за несколько часов работы. Без нарядов, без скандалов, без… А наши разговоры я помню. Семью, – бывший взводный с любовью посмотрел на супругу, – вижу каждый день. Хорошо без армии.
Гераничев рассмеялся своим словам.
– А что случилось, товарищ лейтенант?
– Долгая история, – поежился мой бывший командир.
В его глазах совмещались радость с грустью, и мне вдруг стало жалко его, человека, который всей душой болел за дело, за службу, за армию, стремился сделать армейскую карьеру и вдруг стал "писарем кооперативщиков". Именно на таких людях, свято верящих в то, что они делают очень нужное дело, держались и держатся армии всех стран и народов. На людях, которые готовы и в огонь, и в воду, если последует приказ. Именно о таких людях снимают фильмы, и о таких людях пишут повести. Но только такие люди по неведомым причинам вдруг становятся крайними по независящим от них причинам, которые круто меняют их судьбу.
– Извините, товарищ лейтенант. Мне идти надо. До свидания.
– До свидания, – протянул он мне руку.
Я пожал крепкую сильную ладонь, и вышел из магазина, так и не купив то, за чем шел. Только через час я вдруг понял, что не предложил взводному зайти в гости, хотя жил совсем рядом. У меня даже не было стремления это сделать. От всего услышанного мне вдруг стало очень грустно, и я решил съездить в часть. Не бывает так, чтобы фанатично преданные делу офицеры просто так покидали армию.
Свое желание я осуществил осенью, когда листва начинает желтеть, но еще не опадает и приятная тихая погода сопутствует длительным прогулкам. В Ленинграде еще не ввели талоны на продукты, но мыло уже достать было невозможно. Его везли из Средней Азии или Москвы, где продажа осуществлялась только по предъявлению московской прописки. В стране набирал обороты бардак, именуемый перестройка, и первые евреи уже потянулись через открытую Горбачевым границу в теплый Израиль и далекую Америку. На днях я встретил на Невском Манукевича. Родители
Макса заканчивали оформление документов на эмиграцию за океан. Мы посидели в кафе, вспомнили дни совместной службы, поругали существующий строй и разбежались, даже не прощаясь.
Солнечногорск мне показался другим. Та же станция, те же магазины, те же дома, но что-то изменилось в облике этого подмосковного городка. Я дошел до КПП, представляя, как буду объяснять солдату на воротах, кто я такой и зачем мне надо в часть.
Но объяснять не пришлось. Солдат, открывший мне дверь пропускного пункта, встал по стойке смирно и отдал мне честь.
– Товарищ старший сержант, за время Вашего отсутствия… Добрый день.
– Ты откуда меня знаешь?
