Автор «Лолиты» с супругой прибывает в Париж в октябре 1959 г. вместе с десятью чемоданами. «Мадам Набоков на 38 лет старше нимфетки Лолиты!» — кричали заголовки газет.
Лондон, 1959, через день после триумфального приема, устроенного Уайденфелдом в честь «Лолиты».
Прием в издательстве «Мондадори» в честь «Лолиты». Милан, декабрь, 1959.
Филиппа Рольф, шведская поэтесса, которую Набоковы опекали в течение двух недель в 1961 г.; ее визит впоследствии им дорого обойдется. «Посреди разговора они спариваются, точно бабочки за каждым кустом, и отъединяются друг от друга настолько быстро, что замечаешь это не сразу», — отзывалась о супругах Набоковых Рольф во время ее визита.
Набоковы, запечатленные фотоаппаратом Рольф (вспышка в зеркале), Ницца, 1961. «Она красиво смотрелась в кресле», — говорила Рольф о миссис Набоковой.
Вера с двадцатисемилетним Дмитрием. Виллар, Швейцария, лето, 1961.
Такой Веру запомнил Дмитрий. Виллар, 1961.
Вера готовит Дмитрия к фотосъемке, 1964.
Шампекс, Швейцария. Даже не прибегая к ракеткам, Набоковы постоянно использовали теннисные метафоры. «Казалось, они играют между собой в словесный теннис. Он запускал мяч, и тот летел ему навстречу», — вспоминал Роберт Бойл.
Вера в очках «Лолита», у бассейна в Монтрё-Палас, 1966.
Март, 1976. Веве, Швейцария.
Монтрё-Палас, 1964. Набоков признавался: «Многие мои произведения посвящаются моей жене, и ее портрет часто каким-то таинственным образом проявляется в отраженном свете внутренних зеркал моих книг».
* Uxor (лат.) — жена, uxorios (англ.) — чрезмерно привязанный к жене. (Здесь и далее сноски, помеченные «*» принадлежат переводчику.)
* Жена его всегда спешила подчеркнуть, что стала третьей, если не четвертой, кандидатурой на титул госпожи Набоковой, прежде чем сделаться единственной его носительницей.
Один такой вечер происходил во вторник, 8 мая 1923 года, в книжном магазине, какой-то поэт читал свои переводы Пушкина. Весьма вероятно, что и Набоков, и Вера при сем присутствовали.
Очевидно, оба очутились в зале одновременно по крайней мере однажды, а может, это случалось и чаще. Друг Набокова, эмигрант Браилов, вспоминает серию литературных вечеров, на которых подающий надежды поэт был окружен молодыми женщинами, «многие из которых вполне определенно интересовались Набоковым. Среди них была Вера Слоним, на которой Владимир впоследствии женился». Нам столь же трудно свести воедино события, соединившие Веру с Владимиром, как, по словам Набокова, было трудно это сделать прежде всего Судьбе.
Набоков взял себе этот псевдоним частично потому, чтобы его не путали с отцом, Владимиром Дмитриевичем Набоковым, крупным юристом и государственным деятелем, одним из основателей партии конституционалистов-демократов.
Ходили слухи, будто сначала Вера написала Набокову письмо с просьбой о встрече, на которую и явилась в маске. Сын Набокова понятия не имел, как и когда его родители встретились впервые.
* Здесь и далее знаком # будут помечены реальные цитаты из русского оригинала писем В. Набокова, которые удалось с любезной помощью Д. Набокова и его сотрудников извлечь из закрытых архивов семьи Набоковых.
Владимир Дмитриевич Набоков погиб от пули, предназначавшейся его политическому оппоненту, которого он заслонил своим телом.
Десятилетия спустя в своих примечаниях к «Евгению Онегину» Набоков с чувством писал о «неутолимой злобе отвергнутого просителя руки в адрес незабвенной девицы и ее родителей-мещан».
Приводя адреса, по которым можно было подписаться на «Руль», редактор газеты, Иосиф Гессен, восклицал: «Есть ли место на земле, где не обосновались бы русские эмигранты?»
* «Истинная подоплека» (англ.).
* «Истинная жизнь Себастьяна Найта» (англ.).
Такой соседкой могла быть «тетя» — любительница шахмат, любовница лужинского отца из «Защиты Лужина», но не Набоковы, хотя их семья к осени 1908 г., когда Слонимы перебрались на Фурштатскую, уже два года как снимала дом совсем неподалеку, на Сергиевской улице.
И где она вполне могла влюбиться в своего будущего супруга, если бы, по его мнению, они встретились еще тогда.
Вспомним восклицание англичанина, посетившего Россию в год появления Веры Евсеевны на свет: «Уж лучше быть жуликом, фальшивомонетчиком или последним преступником, чем почтенным евреем в России!»
Обычно обрусевшие евреи меняли имена. Залман Аронович Слоним, приходившийся, вероятно, двоюродным братом Евсею Слониму, приехал под этим именем в Петербург в 1900 г. Через год он стал Семеном Ароновичем. К 1902 г. он исправил свое явно по-еврейски звучавшее отчество и стал Семеном Аркадьевичем.
Под исключительно одаренным американцем она подразумевала Эдмунда Уилсона.
Лена Слоним-Массальская была иерархически щепетильна, чувствительна к своему положению и могла покинуть званый ужин, если считала, что ей предложили неподобающее место за столом.
Мандельштаму также было кое-что известно насчет этой традиционной прямолинейности: «Отец часто говорил о честности деда как о высоком духовном качестве. Для еврея честность — это мудрость и почти святость».
Было ли это на самом деле, никто в семье сказать не мог.
Сама Вера Набокова вспоминала эти эпизоды с удовольствием, что не мешало ей придираться к каждой подробности, если об этом в печати рассказывал кто-либо другой. Несомненно, что и в этом изложении она обнаружила бы изъяны.
