Ознакомительная версия.
«Революция сверху», как часто называют эпоху Великих реформ, привела к изменению радикализма. Александр Герцен и его поколение жили в многообещающей атмосфере пятидесятых – начала шестидесятых годов XIX века; они не видели смысла в насилии и революции. Теперь все изменилось. Хотя для молодых радикалов революция оставалась далекой, смутной целью (только Бакунин, находясь в изгнании, мечтал о ней и время от времени называл точную дату ее начала), терроризм стал признанным революционным методом. Последствия террористической деятельности были намного грандиознее реального количества террористов; первые жертвы привели к появлению первых мучеников революции. В 1881 году террористы убили царя. Его преемник, Александр III, не нашел ничего лучше, как отказаться продолжать политику предшествующего царствования. Под влиянием Победоносцева, главного советника царя, были похоронены планы на конституционное реформирование, ужесточилась цензура, усилилась полиция, был отменен либеральный университетский устав 1863 года. В этой обстановке радикальные революционные теории вызывали особый интерес образованной молодежи России.
Вскоре еще одна группа, подобно молодым радикалам, должна была пройти по пути конфронтации с установившимся социальным порядком; этой группой были русские евреи. До убийства Александра II евреи относительно спокойно жили на западе и юго-западе России в черте оседлости. Время испытаний началось для них в 1881 году. Евреи страдали от дискриминационного законодательства сверху и от преследований снизу. Преследования допускались и даже поощрялись властями, поскольку отвлекали народ от истинных причин народных страданий. Слово «погром» пришло в английский язык в самом начале XX века; в России это слово наводило ужас примерно двадцатью годами ранее.
Сильные вспышки антисемитских настроений отмечались в России дважды: с 1881 по 1889 и с 1903 по 1906 год. Погромы развивались по одной схеме. Начавшись в одном месте, беспорядки распространялись подобно лавине; толпа методично прочесывала одну за другой еврейские улицы, не пропуская ни одного магазина, ни одной лавки. То, что нельзя было украсть, уничтожалось на месте. Погромы заставили множество евреев покинуть Восточную Европу. Массовое бегство на Запад, в лондонский Ист-Энд, в нью-йоркский Бронкс, в Палестину, начавшееся после первых погромов, вскоре сошло на нет. Поэтому неудивительно, что многие молодые евреи, оставшиеся в России, в конечном итоге присоединились к той или иной революционной группе.
Израиль Лазаревич Гельфанд, русский еврей, стал революционером. Он родился в местечке Березино Минской губернии, в небольшом городке примерно в 140 км к востоку от Вильно. Березино входило в северную часть черты оседлости, где евреи составляли более половины всего населения[7].
Остальную часть населения составляли русские, литовцы, украинцы и поляки. Евреи жили обособленно; они не могли не только занимать политические посты, но для них были запрещены многие сферы деятельности. Традиционно евреи были торговцами или ремесленниками; они редко нанимали на службу неевреев и никогда не служили у людей других национальностей. Как правило, евреи были грамотными, но могли читать и писать только на иврите; они говорили на идише и плохо или совсем не знали русского языка. Торговля и браки с неевреями было единственным, что связывало их с внешним миром. Они жили исключительно прошлым, горячо обсуждая массовое бегство евреев из Египта, жертву Авраама, захват Ханаана. Им было намного приятнее вспоминать прошлое, чем думать и говорить о сером, унылом, зачастую опасном настоящем[8].
Гельфанд родился 27 августа 1867 года в семье еврейского ремесленника. Нам мало известно о его происхождении, детстве и юности; сомнение вызывает даже точная дата рождения. Уехав из России, Гельфанд, заполняя анкеты в Швейцарии и Германии, в графе дата рождения писал 27 августа 1867 года. В тех же анкетах он записался как Гельфанд Александр (Израиль) и под этим именем фигурировал в полицейских досье ряда европейских стран.
Его отец был ремесленником, по всей видимости, слесарем или кузнецом. У нас есть единственное документальное воспоминание Гельфанда о детстве, связанное с пожаром в его родном городе:
«Часть города, в котором мы жили – а это был русский провинциальный город, – как-то вечером сгорела дотла. Поначалу я, маленький мальчик, ничего не знал о пожаре и продолжал играть в углу комнаты. Потом я заметил, что оконные стекла стали красивого красного цвета, и мне это очень понравилось. Внезапно распахнулась дверь, в комнату с испуганным лицом вбежала мама и, молча схватив меня за руку, выбежала из дома. Мама бежала по улице и тащила меня за собой, а я ковылял за ней, чуть не падая, растерянный, ничего не понимающий, но не испытывавший страха, и удивленно смотрел на бегущих по улице людей. Они тащили матрацы, сундуки, какие-то предметы мебели. В вечерних сумерках стоял глухой гул. Мне хотелось оглянуться, но мама слишком быстро тащила меня вперед. Наконец мы выбежали на площадь, забитую вещами, мебелью. Там уже были некоторые наши вещи. Мама посадила меня на сваленные в кучу подушки и одеяла, строго приказав никуда не уходить. Но я и не собирался уходить; все произошло так внезапно, было столь необычно. Только что я играл в комнате и вот уже уютно устроился среди мягких подушек прямо на площади. Постепенно стемнело. Темноту разрезали колеблющиеся лучи ручных фонариков, словно блуждающие огоньки, то приближавшиеся, то исчезавшие во тьме. Сначала появлялось красное пятно, которое постепенно увеличивалось в размерах, становилось все ярче, выхватывая из темноты фигуры людей, вещи, мебель. Беззвездное, черное небо, воют собаки. Но я чувствую себя в безопасности среди больших белых подушек и скоро засыпаю, не имея никакого понятия о несчастье, свалившемся на город»[9].
Дом сгорел, и Гельфанды отправились в Одессу. Впереди был долгий путь; им пришлось пересечь всю Украину, прежде чем они добрались до портового города на Черном море. Семья отправилась в Одессу, скорей всего, потому, что в этом городе родился отец Гельфанда. Впоследствии в кругу друзей молодой Гельфанд с удовольствием вспоминал Одессу и своих предков, портовых грузчиков, славившихся своей физической силой и выносливостью.
В то время Одесса была одним из самых больших торговых центров Российской империи. Это был город порто-франко, вольная гавань. Русские, армяне, греки, евреи, турки, татары, персы яркой толпой текли по городским улицам вдоль торговых рядов, мастерских ремесленников, роскошных особняков богатых торговцев. Солнце, море, улыбающиеся одесситы – все это создавало праздничную атмосферу средиземноморского города. В этом городе было невозможно предаваться грусти и находиться в изоляции. Жизнь одесских евреев отличалась от жизни евреев в черте оседлости. Большинство из них говорили на русском и украинском языках. В этом черноморском городе многие евреи не считали нужным строго придерживаться своей веры. Среди них были богатые купцы, энергичные, полные жизни личности, ставшие героями коротких рассказов Исаака Бабеля[10].
Их главным достоинством была невероятная тяга к жизни; они понимали, что богатство приходит и уходит, а жизнь одна. Они испытывали одинаковое удовольствие и от риска, с каким вели дела, и от прибыли, получаемой в результате этих дел.
Хотя одесские евреи не испытали на себе весь ужас, который несла обезумевшая толпа, и погромы, начавшиеся после убийства Александра II, годы, проведенные молодым Гельфандом в портовом городе на Черном море, не прошли для него даром. Гельфанд ходил в местную гимназию и, кроме того, брал частные уроки по гуманитарным наукам перед поступлением в университет. Однако на его интеллектуальное развитие решающее влияние оказала не гимназия, а внешняя среда. Спустя много лет он вспоминал:
«Я мечтал под звездным небом Украины, слушал прибой на берегу Черного моря. В моей памяти переплелись украинские песни, сказки, истории ремесленников, каждое лето приезжавших к отцу из провинциальных городов Центральной России. Шевченко первым познакомил меня с идеей классовой борьбы. Я восхищался гайдамаками. Михайловский, Щедрин и Успенский сыграли важную роль в моем интеллектуальном развитии. Книга Джона Стюарта Милля с примечаниями Чернышевского была первой прочитанной мной книгой по экономике»[11].
Это не преподавалось в русских школах; подобно многим молодым людям своего поколения Гельфанд сам овладевал необходимыми знаниями. Довольно удивительно, что о классовой борьбе он узнал из творчества украинского поэта Шевченко; гайдамаки, крестьяне и казаки, неоднократно восстававшие в XVIII веке против польского владычества, захватили его воображение. Его духовными наставниками, не считая Шевченко, были представители русской интеллигенции. Михайловский – русский философ и социолог, литературный критик, теоретик народничества, основатель субъективной социологии; Салтыков-Щедрин – писатель-сатирик, публицист, критик, высмеивавший бюрократию; Успенский – один из основателей террористической организации «Народная воля» в 1879 году[12]. Именно благодаря им Гельфанд стал испытывать вполне обоснованное презрение к царизму. Кроме того, можно предположить, что на формирование его политической позиции немалое влияние оказало и то, что он был евреем.
Ознакомительная версия.