Пусть знают любители военных авантюр: мы не хотим войны, но если они осмелятся напасть на нас, мы, воины страны Советов, строители коммунизма, выполним свой священный долг перед Родиной, сметем с лица земли любого врага.
Хочется думать, что эти записи окажутся полезными нашей славной молодежи, совершающей великие дела в построении самого совершенного и справедливого общества — коммунизма, помогут ей заглянуть в богатый духовный мир советских воинов, отстоявших социалистические завоевания трудящихся. Славная история советского народа не может не вызывать гордости за нашу Армию, не может не породить стремления еще более самоотверженно служить Родине, партии, великому делу Ленина.
Выражаю сердечную благодарность фронтовым товарищам, которые помогли восстановить и полнее донести рассказ о нашем боевом пути — Ю. К. Андрийцу, В. А. Борисову, М. Ф. Потапову, И. А. Самчуку, А. Д. Харитонову, П. А. Пасечнику и М. С. Школьнику.
Немного биографии. Солдатская служба. Школа имени ВЦИК. Испания. Военная академия имени М. В. Фрунзе. Командир 5-й воздушно-десантной бригады.
Как бы далеко ни отодвинулись в прошлое военно-политические события 1941–1945 годов, они не перестанут привлекать к себе внимание читателя. Поэтому воспоминания наших военачальников, генералов и офицеров, непосредственных участников битв против гитлеровских орд, имеют большое познавательное и воспитательное значение для самых широких кругов советского народа. Одновременно такие воспоминания являются ценным фактическим материалом и для историков Великой Отечественной войны.
Мне хочется надеяться, что и мои записки, начатые на Южном фронте, пронесенные через Киев, Харьков, Тим, Волгоград и завершенные в Праге, в дни разгрома остатков немецко-фашистских войск в Чехословакии, окажутся в известной степени полезными для нашего читателя.
Я, конечно, не ставлю своей задачей изложить все этапы и перипетии сложного пути вверенного мне соединения. В каждом боевом эпизоде советские воины являли примеры самоотверженности, бесстрашия и высокого патриотизма, и поэтому каждое из этих сражений может быть достойно солидной, волнующей книги. Я останавливаю внимание только на тех эпизодах, которые наиболее памятны мне как непосредственному участнику великой битвы.
В жизни каждого человека наступает период, когда хочется оглянуться на пройденный путь, сравнить день нынешний и день минувший, взвесить пережитое. И если прожита она не бесцельно, в такой жизни, будь это рядовой солдат или полководец, всегда найдется много поучительного.
Мемуары принято начинать с биографических данных. Но «анкетный раздел», касающийся моего детства, очень скуден. По сути, я почти не помню детства, так как слишком рано, совсем мальчонкой, стал единственной опорой семьи.
Родился я в далеком глухом селе Шарлык бывшей Оренбургской губернии в семье крестьянина-бедняка. Наше село окружала бескрайняя плодородная степь, на которой зрели обильные урожаи. Однако мне еще ребенком довелось узнать, что и эти немерянные тысячи десятин земли, и заповедные, богатые рыбой озера, и бесчисленные стада коров и овец, и табуны лошадей, и даже колодцы у дорог в степи, — всё было отмечено знаком «чужое», все принадлежало помещикам и кулакам.
Собственной земли отец не имел, и все его «хозяйство» являла собой хилая лошаденка, купленная у проезжего барышника за гроши. Запрягать свою Сивку отцу почти не приходилось: с весны и до поздней осени он батрачил у богатых мужиков, а они в нашем «иноходце» не нуждались.
Уход за Сивкой был поручен мне. Я водил ее в ночное, чистил, купал холил и радовался, что в старой кляче иногда словно бы пробуждалась молодость и она трусила за табуном рысцой.
В далекое наше село отзвуки больших событий докатывались медленно и глухо. Помню шумную, праздничную сходку бедноты. Красный флаг над зданием волости. Пышный красный бант на груди у отца. Серьезный, сосредоточенный вид, с каким он чистил и смазывал добытую где-то старенькую винтовку…
В суровую пору гражданской войны белогвардейцам надолго удалось отрезать Оренбургскую губернию от советской территории. В селе что ни день появлялись все новые атаманы. Особенно свирепствовала банда Дутова. После ее налетов многие семьи оплакивали родных.
Кулаки запомнили, что батрак Илья Родимцев, безземельщина, голь перекатная, держал на сходке революционную речь, выражая уверенность в победе Красной Армии. Они выдали Родимцева дутовцам… Какой-то пьяный, расхлябанный атаман, немытый, нечесаный, ворвался в черную избу батрака, как врываются в осажденную крепость. Но, увидев бледных, оборванных детишек, изможденную мать, преждевременно поседевшего отца, остановился. Возможно, что даже у бандита шевельнулось чувство жалости. Он спрятал наган и кивнул своим подручным:
— Расстрел отменяется… Но шомполов, для острастки, не считать!
Зверски истерзанный белобандитами, отец умер через несколько дней после пытки. Я остался единственным кормильцем семьи.
Тягостно и горько было мне идти в услужение к богатею, который, я знал это, выдал моего отца, но слезы матери и благословение усталой ее руки были для меня приказом. Я оставил семью, школу, товарищей и нанялся в батраки.
Незабываемым остался для меня тот день, когда в наше село в сиянии солнца и в громе духового оркестра, рассыпая цокот подков, широким развернутым строем хлынула красная конница. Я сам не помнил, как очутился рядом с могучим буланым рысаком, как уцепился за стремя усача-кавалериста, а он, смеясь, наклонился и легко подхватил меня с земли, усадив перед собою на луку седла… Красные конники остановились в Шарлыке на отдых, и я ходил за бойцами по пятам, с замиранием сердца прислушиваясь к их разговорам.
Манящая даль военных походов отныне стала моей детской мечтой. Но почему же эта мечта не приходила раньше? Ведь и раньше не раз на улицах нашего села гарцевали вооруженные конники. Однако при появлении белоказаков Шарлык словно бы вымирал, только священник, староста и тройка бородатых богачей выходили на площадь к церкви с хлебом и солью на полотенце. А теперь ликовал весь народ, и мне было понятно, что эти люди с оружием, обветренные и пропахшие дымом атак, несли народу на остриях своих клинков свободу и счастье.
Вот почему крестьянки делились с ними последним куском хлеба. Старики, сидя на завалинках домов, угощали их махоркой и доверчиво вели долгие разумные беседы. Кузнец без устали день и ночь ковал их лошадей. Учительница спешила к ним со стопой книг, и они встречали ее почтительно и слушали, как примерные школьники. Даже мальчишки чувствовали себя в кругу этих суровых воинов своими людьми и, конечно, с готовностью выполняли их поручения.
