А когда я вернулась через четыре дня - прокляв все и вся, потому что встреча была абсолютно дурацкой и непродуктивной, повесть вообще в это издательство брать не захотели (могли бы и по телефону, собаки, известить), Иры в соседней квартире уже не было.
- Уехала к матери, в Серов, с мальчишком вместе, - пояснила Надежда Георгиевна из девяносто пятой квартиры. - Сказала, что квартиру эту будет сдавать. Не знаю, Ань, кто сюда жить придет - как не боится, там ведь и мебель оставила, и ковер…
Ковер и мебель у Иры просто никакие, но Надежда Георгиевна живет еще хуже, и ей сравнивать не с чем.
И холодно у Иры в квартире так же, как у меня. Но ведь у ней-то еще и ребенок!
Я отвернулась от Надежды Георгиевны, чтобы открыть наконец свою дверь, но старушка сказала:
- Аня, зайди-ка ко мне.
Прямо с сумкой и в дорожной пыли - но вежливая! - зашла в обшарпанную девяносто пятую. Жуткий стариковский запах - вместе лекарства, старая кожа, бедная несытная пища, шерстяные носки, в которых ходили не один день.
Губы у Надежды Георгиевны, тем не менее, накрашены.
Протянула плотную папку, набитую бумагами, и два больших мятых конверта картонного цвета, прорванных по краю.
- Это Ирка тебе велела передать. Эмиль Сергеевич все сидел с этими бумажками и говорил, что надо бы с Анной посоветоваться - она ведь литератор, но стеснялся. А теперь, Ирка говорит, эти бумажки только выкинуть, а тебе - вдруг сгодятся.
Я зашла в окончательно выстуженную квартиру. Котишка со страшной скоростью прилетел меня встречать, так что когти заскользили по паркету.
- Кормить тебя не забывали, Шуми? - я бросила папки и конверты Эмиля в кресло и пошла на кухню поставить чайник.
За спиной раздался хлопок и долгий шелест. Шумахер вспрыгнул на спинку кресла, панически прижав уши.
Бумаги из папки и конвертов покрыли пол плоским ковром. Бумаги, отпечатанные на старой машинке типа "Москва", документы, написанные под копирку разными почерками, ксерокопии каких-то странных карт и рисунков, газетные вырезки, отксеренные так, что посреди белоснежного листа неловко томится крошечная заметка, фотографии скверного качества и толстая подшивка страниц в двести (это она так звучно хлопнула об пол).
Я подняла ее. Бледно-серая печать - еще одна ксерокопия. И явно неполная - многих страниц не хватает. После восьмой сразу двадцать пятая.
ДЕЛО №_ прекращенное уголовное О гибели туристов в районе горы Отортен начато 1959 г. закончено 1959 г.
Я наугад (и, видимо, удачно) раскрыла папку.
Обстоятельства дела:
Двадцать третьего января 1959 года самодеятельная группа туристов в составе десяти человек отправилась в лыжный поход по маршруту
Недель - Гора Отортен. От участка 2-й Северный в лыжный поход пошло девять человек. 1-го февраля 1959 года группа начала восхождение к горе Отортен и вечером разбила палатку у высоты 1079.
В ночь на 2-е февраля при невыясненных обстоятельствах произошла гибель всех девяти человек.
Следующей в деле была фотография лыжников, которые стояли перед моей дверью в прошлую пятницу. Две круглолицые девушки - брюнетка и блондинка, веселый парень в шляпе, еще один с раскосыми глазами (мне такие нравятся)… Но ведь прошло сорок лет! И если даже предположить, что я сошла с ума и мне всякое мерещится, непонятно, чего им, духам, от меня надо! Я не турист и даже не любитель природы - мне никогда не приходилось жить в палатке, и самое главное, мне всего тридцать лет, я не знала никого из этих туристов. Не могла знать!
Снова (теперь уже с начала) открыла копию уголовного дела и начала читать все порядку:
Прокуратура
Российской Советской
Федеративной Социалистической
Республики
Прокурору Свердловской области
Государственному советнику юстиции 3-го класса - тов. Клинову Н.
(лично)
Возвращаю прекращенное уголовное дело о гибели туристов Дятлова и других. Приложение: 1. Дело в 1 томе. 2. Альбом.. з. жжтжжжжжжжжжж
Зам. прокурора РСФСР Государственный советник юстиции 3-го класса
(Ураков)
Тут же шла надпись от руки, косо, как гордые писатели обычно подписывают свои книжки: т. Роговой Ю. И. по указанию Н. И. Климова просьба хранить в секретном архиве, пакет хранить в с/с производстве И/VII 59 г.
Я все-таки решила выпить чаю. В конце концов, папки и эти странные бумаги от меня не убегут. Кроме того, мне просто необходимо было подумать о том, что же это за странные явления такие со мною происходят. Раньше помогала думать сигарета, а теперь - курить бросила окончательно, поэтому оставался только чай.
И тут случилась очень необычная вещь. В голове у меня начали крутиться шесть цифр. Как песня: восемь - пять - один - четыре - девять - два. Я уже устала думать эти цифры, они же все крутились в голове: восемь - пять - один - четыре - девять - два.
Цифры были совсем разные - ни одна не повторялась в комбинации.
Индекс?
Код?
Мистическая загадка?
Пора лечиться?..
Зазвонил телефон.
Телефон!
Я взяла трубку - ошиблись номером. Спросили Евгению Ивановну.
Тогда подумала: восемь, это ведь межгород - не может быть такого номера…
Все равно набрала, и радостный инфантильный голос ответил:
- Поздравляю, вы первым дозвонились до радио "Ля бемоль"!
- Первой, - машинально поправила я. - И что теперь? Зачем я до вас дозвонилась?..
- Вы победили в нашем конкурсе и теперь должны подъехать за потрясающим призом!
Тут в трубке что-то зашипело, слышны были дикие выкрики.
- Я вообще-то не хотела участвовать в вашем конкурсе.
Инфантильный голос засмеялся с явным недоверием.
- Записывайте адрес!
Я покорно взяла ручку. Рефлексирующий интеллигент, самой противно.
Когда я долгое время не пишу, у меня развивается сильнейший словесный токсикоз. Слова прокисают внутри меня, подобно невостребованному молоку в грудях кормилицы. Я начинаю болеть и бредить удачными, как мне кажется, выражениями. Токсикоз пропадает сразу же после того, как я получаю доступ к компьютеру, блокноту, на худой конец - к чьим-нибудь ушам (хотя в таком случае мировая литература не досчитается моих находок; я теряю интерес к тому, что рассказано). Однако токсикоз обещал затянуться - мало того, что в Москве все не то, так еще и дома: галлюцинации, странные документы, а теперь какой-то приз дурацкий!
