Потом строго спросил:
- А как там насчет сцепления, Глущенко? Перепускаете?
И так как старшина промолчал, то Александр Маркович погрозил ему пальцем. А когда они уба ушли, он сказал Анжелике:
- Конечно, у меня язва. Пошлая язва. Вы знаете, как я питался в детстве? Моя мама варила мне суп на неделю, я учился в гимназии в другом городе, не там, где жили мои родители... процентная норма... противно рассказывать. И этот суп моя мама наливала в такую большую банку - вот в такую...
Левин показал руками, какая была банка.
- Ну, естественно, первые три дня я кушал нормальный суп, а вторые три дня я кушал прокисший. Я же не мог его выбросить, потому что это все-таки был суп. И я его кушал...
Он грустно улыбнулся, вспоминая детство, вздохнул и добавил:
- А на кровати мы, мальчишки, спали шесть человек. Собственно, это и не кровать была: козлы, доски, тряпье. И спали мы не вдоль, а поперек. И я, представляете себе, Анжелика, я очень удивился, когда узнал, что кровать, в сущности, предназначена для одного человека и что есть дети, которые спят на своей собственной кровати...
Не торопясь он открыл кран, вымыл свои большие крепкие руки с плоскими, коротко остриженными ногтями, насухо обтер их полотенцем, привычно натянул халат и, взглянув на часы, отправился в свой обычный вечерний обход. И опять наступила прежняя, размеренная жизнь - будто Александр Маркович и не собирался ехать в Москву.
2
В пятницу явился новый повар - пожилой человек с длинным висячим носом и очень белым лицом в морщинах и складках. Назвавшись Онуфрием Гавриловичем и рассказав, где он раньше работал, будущий госпитальный кок положил на стол перед Александром Марковичем пачку своих документов - довольно-таки просаленных и потертых. Левин медленно их перелистал и вздохнул.
- Вчера увезли в тыл нашего Бердяева, - сказал он. - Прекрасный был работник, золотые руки. И дело свое знал на удивление. Можете себе представить, простую макаронную запеканку готовил так, что раненые приходили в восторг. Надо же такое несчастье - упала бомба, и человек остался без ног.
- Всякому своя судьба, - отозвался Онуфрий.
Левин еще полистал засаленные бумажки и спросил Онуфрия, знает ли он систему госпиталь-ного питания.
- А чего тут знать, - ответил Онуфрий, - тут знать, товарищ начальник, нечего. Я француз-скую кухню знаю, кавказскую знаю, я у самого Аврамова Павла Ефимовича, шефа-кулинара, служил, лично при нем находился. Не то что макаронную запеканку готовили или там суп-пейзан-крестьянский, была работенка потруднее - справлялись. Рагу, например, из печенки делали под наименованием "дефуа-гра". Или, например, соус "рокамболь"...
Онуфрий грустно поморгал и подергал длинным носом. На Левина "дефуа-гра" и "рокамболь" не произвели впечатления.
- Это здесь не понадобится, - сказал он, - тут пища должна быть простая, вкусная и здоровая. У нас госпиталь, лежат раненые, аппетит у них часто неважный, наше дело заставить их есть. Понимаете?
Повар кивнул.
- Справки свои можете взять, - добавил Левин и поднялся. - Я тут написал, как и где вам оформляться. Вас почему в армию не взяли?
Онуфрий объяснил, какая у него инвалидность, и ушел, а доктор Левин отправился к Федору Тимофеевичу. Инженер лежал на полу и наклеивал на костюм широкую, в ладонь, полосу вдоль карманов с молниями.
- Усилить надо, - сказал он Левину, - дернет человек молнию и разорвет основание. Вообще, все это следовало бы делать поплотнее, посолиднее. Вы не думаете?
Аккуратно приладив вторую полосу, он сел по-турецки, закурил папироску и стал рассказы-вать, как, по его мнению, надобно проводить нынешние испытания. Они оба выйдут в залив на шлюпке, Федор Тимофеевич наденет на себя спасательный костюм и постарается выяснить, сколько времени летчик сможет продержаться на воде при минусовой температуре. Александр Маркович будет тут же и своими медицинскими способами выяснит, все ли благополучно с тем человеком, который плавает в воде. Грелки принесут через час, начальник тыла подписал требование.
- А ну-ка, дайте-ка я это надену, - сказал Левин.
Для того чтобы удобнее было одевать Левина, инженер Курочка встал на табуретку. Обоим им было смешно и весело, когда Александр Маркович ходил по комнате из конца в конец в спасатель-ном костюме из прорезиненной ткани. Костюм шипел и шелестел, и было похоже, что Левин спустился в этом костюме с Марса.
- А что, - сказал Левин, - очень удобно. Нигде не тянет, тяжести не чувствуешь. Вот я сижу на стуле в узком пространстве кабины пилота. Ну-ка!
Он сел на табуретку между столом и стеною и стал делать такие движения руками и ногами, какие, по его мнению, делает пилот, управляя самолетом.
- Притисните меня, пожалуйста, посильнее столом, - попросил он, - а то слишком свободно.
Курочка притиснул, и Левин опять стал шевелить руками и ногами. Пока он так упражнялся, Курочка читал газету.
- Послушайте, доктор, - вдруг сказал он, - а вы знаете, что тут написано?
Левину было не до газеты. Он воображал в это мгновение, как летчик в спасательном костюме делает поворот. Потом он как бы нажал гашетку пулеметов. Он не очень-то знал все эти штуки, но он мог вообразить!
- Движений нисколько не стесняет, - очень громко сказал Левин, как бы подавляя голосом грохот винта, - вы слышите, Федор Тимофеевич? Вот я делаю переворот. Вот я делаю иммельман или как оно там называется. Вот я страшно размахиваю руками и ногами в тесном пространстве кабины, и хоть бы что. Очень легкая, удобная, прекрасная вещь...
Курочка, улыбаясь, смотрел на доктора. Кто бы мог подумать, что этот человек на шестом десятке будет играть в летчики. Впрочем, он не играл, у него просто-напросто было воображение, и он мог легко представить себе, что он - пилот, летящий над холодным морем.
- Это все прекрасно, - сказал Курочка, - движения движениями, а вот как будет с испыта-нием на воде? Начнет обмерзать и трескаться, тогда мы с вами поплачем. Ну ладно, хватит, идите прочитайте газету.
Левин снял костюм, обдернул на себе китель с серебряными нашивками и взял со стола газету. Под общей рубрикой "Орденом Красной Звезды" была напечатана его фамилия с именем, отчеством и званием. Курочка смотрел на него сбоку.
- Послушайте, наравне с летчиками! - сказал Александр Маркович.
Курочка взял Левина за плечи и поцеловал три раза в щеки.
- Поздравляю, доктор, - сказал он, - поздравляю вас с первым орденом в этой великой войне. Очень за вас рад.
В это время начали бить зенитки, и дежурный, просунув голову в дверь, сказал сухо:
- В убежище, товарищи командиры, в убежище!
Тотчас же фашисты сбросили четыре бомбы, и с потолка посыпалась штукатурка. Погас свет. Курочка зажег спичку и закурил папироску. От его папироски прикурил Левин.
