«только один подлинный христианин, и он — еврей». А король Умберто, памятуя о больших заслугах отца Маргариты и о его еще большем вкладе в развитие города, сделал его Рыцарем Итальянской Короны, вторым по счету в семье Грассини.
Когда Маргарите исполнилось десять лет, семья переехала во дворец бывшего кардинала, выстроенный в готическом стиле еще в пятнадцатом веке. Синьор Грассини установил в нем первый лифт в Венеции и приглашал на изысканные трапезы отцов церкви и наиболее видных представителей деловых кругов, политиков и художников, музыкантов, писателей. Вскоре король Умберто одарил отца Маргариты новой милостью: сделал его кавалером ордена святых Маурицио и Лаццаро. Так семья Грассини достигла того положения, которое Маргарита потом насмешливо называла «ультрабуржуазным».
Супруга синьора Грассини читала английские романы и заказывала туалеты в Париже. Для Маргариты она наняла молодую гувернантку из Швейцарии, которая учила девочку чтению, письму и начаткам арифметики. К десяти годам Маргарита уже довольно бегло говорила по-французски, по-немецки, по-английски — словом, много училась, хотя никогда не ходила в школу.
Ходила Маргарита в городской театр «Ла Фенис», где у отца была ложа, слушала оперы и концерты. А однажды мать, хоть и с трудом, разрешила ей пойти на лекцию скандально-знаменитого писателя Габриэля Д’Аннунцио [7], автора исторических трагедий «крови и сладострастия».
В двенадцать лет Маргарите разрешили принять участие в аукционе, где многие были поражены выдержкой юной синьорины Грассини, которая сумела обойти всех желающих купить понравившийся ей портрет Марии Магдалины. У Маргариты с детства была неодолимая тяга к искусству. Она начала коллекционировать картины. Коллекционировать знаменитостей, перенимая у родителей опыт ведения салонной беседы, она начала значительно позже.
На лето семья выезжала на побережье Адриатического моря или в горы, где страдавший астмой синьор Грассини проходил курс лечения. Там Маргарита подружилась с мальчиком по имени Гульельмо Маркони [8]. Теплыми летними вечерами они сидели на траве и смотрели в небо: Гульельмо учил ее различать созвездия. Их дружба продолжалась и после того, как Маркони прославился на весь мир тем, что изобрел радио.
Летом Маргарита гостила и у своей бабушки по материнской линии, Дольчетты Леви, которую никто не называл иначе как «бабушка Дольчетта». Она была маленькой, толстой и страдала несварением желудка из-за постоянного переедания. Бабушка не терпела лени и безделья, требовала от внуков чаще бывать на свежем воздухе и в свои шестьдесят лет сидела вместе с ними на уроках иностранных языков. Как раз от бабушки Дольчетты Маргарита впервые и услышала, что женщина может быть сильной, независимой и найти свое место в этом мире, где все решают мужчины. На бабушкином примере Маргарита поняла, что женщина может еще и делать вид, будто не знает, что у мужа есть другая семья и внебрачные дети. «Муж есть муж, — говорила бабушка Дольчетта, — а все остальное — сантименты. Жить надо без оглядки».
Бабушкина смерть была первым ударом в жизни Маргариты.
* * *
К четырнадцати годам Маргарита стала миловидной барышней. Распущенные по плечам вьющиеся волосы медного цвета, удивительно самоуверенное выражение серо-зеленых глаз и вкус, с которым она одевалась, привлекали к ней кавалеров. Хотя, возможно, их еще больше привлекало богатство и положение в обществе ее семьи.
Маргарита вряд ли понимала, что она не вписывается в принятые правила поведения, бытовавшие в аграрной, патриархальной, клерикальной Италии конца девятнадцатого века, где женщины должны были сидеть дома, а о борьбе за женское равноправие никто еще и не слыхивал. Маргарита не хотела сидеть дома и быть не наравне с мужчинами. Она уже прочитала «Кукольный дом» Ибсена [9], эту пьесу, разрушавшую святыню семейного очага и брака. В разрушительную работу внесли свою лепту пьесы и романы Д’Аннунцио, чья богемная («декадентская») личная жизнь привлекала Маргариту не меньше, чем судебные отчеты в газетах о процессе Оскара Уайльда [10], на котором выяснились подробности его любовной связи с лордом Альфредом Дугласом.
Отец нанял Маргарите трех учителей. Маргарита на всю жизнь запомнила тезис учителя истории средних веков и современной Италии: история нации есть история ее культуры, как и ее войн.
Второй учитель преподавал Маргарите историю искусств. Он научил ее воспринимать огромные полотна венецианских художников пятнадцатого века под совершенно особым углом зрения: как попытку сплочения всего венецианского общества — от аристократии до ее любимых гондольеров. Позднее она узнала, что первое Общество взаимопомощи гондольеров Венеции создал еврейский социалист Луиджи Луццатти [11], который был избран сначала в Сенат, потом пять раз — на пост министра финансов, а в 1911 году стал премьер-министром Италии.
Но самое сильное влияние оказал на Маргариту третий учитель — драматург, литератор, музыкальный и театральный критик Антонио Фраделетто. Тот самый, который основал в Венеции знаменитую Биеннале [12] и стал ее генеральным директором на целых двадцать лет.
Эту Биеннале, в которой приняли участие художники из двенадцати стран, открыл сам король Умберто в 1895 году, когда Маргарите исполнилось пятнадцать лет.
Синьор Фраделетто не верил ни в демократию, ни в социализм. С его точки зрения невежественный народ в аграрной Италии был способен откликнуться только на грубые лозунги вроде «Долой богачей!». Поэтому образованная часть общества должна взять на себя просвещение темных масс и нести за них моральную ответственность. Следуя идеям Ницше [13] и Шопенгауэра [14], чьи книги Фраделетто давал читать Маргарите, он призывал итальянцев сплотиться в единой воле во имя величия страны. Привыкший к обожанию слушателей своих лекций, Фраделетто был несказанно поражен, когда его юная ученица заявила, что она вовсе не согласна с его презрительным отношением к невежественному народу. Люди, сказала ему Маргарита, рождаются равными и должны такими оставаться. Учитель попытался переубедить Маргариту на ее собственном примере, но ему это не удалось.
Однако он сумел убедить Маргариту в том, что все великие произведения искусства и литературы родились в тех обществах, которые последовали примеру Древнего Рима. Преклонение перед имперским величием, тоска по его утрате дали в душе Маргариты первые ростки. Тот же Фраделетто познакомил ее с книгами английского искусствоведа Джона Рёскина [15] «Семь светочей архитектуры» и «Камни Венеции». «Джон Рёскин помог мне понять Венецию (…) Ее дремлющие дворцы, каналы, лагуны, роскошные церкви, монументы, музеи и мистические острова (…) научили меня любить искусство» [16], — писала потом Маргарита. А подлинное искусство, пришла она к заключению, — то, которое формирует не только душу человека, но и моральные нормы общества и даже политику. Маргарита отказывалась верить, что искусство предназначено исключительно для высшего света, не верила она и в чистое
