Биркин чествовали как главных звезд.
* * *
Вскоре умер Жак Деми, Аньес как прирожденный документалист снимала его уход из жизни день за днем. С посвященным покойному супругу фильмом «Жако из Нанта» она приехала на Московский фестиваль, а четыре года спустя вернулась опять – с фильмом «Сто и одна ночь Симона Синема». Варда добилась участия в этом грандиозном капустнике к столетию изобретения кино не только французских звезд, но и важных заокеанских гостей вроде Роберта де Ниро. Все они снимались в коротких эпизодах-скетчах практически бесплатно – во славу кино. Все они – и Ален Делон, и Марчелло Мастроянни, и Жанна Моро, и Жерар Депардье, и Ханна Шигула – приходят навестить столетнего господина Симона Синема, которого азартно и лукаво играет Мишель Пикколи. Старик немного болен, у него то и дело случаются припадки, но чаще он притворяется. На самом деле он еще хоть куда: любит поесть и выпить, хочет приударить за Катрин Денев… которая, появившись в замке господина Синема, предпочитает уединиться с Де Ниро.
* * *
Увы, два последних визита Аньес в Москву охладили наши отношения. Почему – вы поймете, прочтя ее письмо тогдашним руководителям ММКФ.
Сергею Соловьеву и Александру Атанесяну:
Мне не везет с Московским фестивалем. В 1991 году мой фильм «Жако из Нанта» был приглашен для вечера закрытия. Но именно в момент начала фильма устроили банкет, который, разумеется, предпочли все, кроме синефилов. Я решила не возвращаться на Московский фестиваль, и мне следовало придерживаться этого решения. Но Вы написали мне несколько писем с извинениями за прошлое и с приглашением моему фильму «Сто и одна ночь Симона Синема» открыть нынешний фестиваль. Я приехала на три дня, и вы не нашли возможности встретиться со мной, а во время демонстрации моего фильма вновь был устроен банкет, на который меня не пригласили. О моем фильме не было никакой информации, и мне пришлось практически заставить руководителя пресс-центра господина Цирлина организовать показ для прессы и маленькую пресс-конференцию. К счастью, Наум Клейман в Музее кино устроил мне настоящий праздник. Вам следовало бы прийти туда и увидеть публику моих картин. Что касается официальных служб Московского фестиваля, они решительно ничему не соответствуют и не умеют принимать своих гостей.
– Аньес Варда.
Не знаю, прочитали ли Соловьев с Атанесяном это письмо, которое я опубликовал в газете «Коммерсантъ». Знаю, что гнев темпераментной Аньес обрушился на меня, когда она увидела пустеющий зал на просмотре ее фильма: все действительно спешили на банкет. Никого из руководителей фестиваля в зале не было, и я, хоть не имел ни малейшего отношения к драматургии вечера (и даже предупреждал организаторов, что нельзя совмещать кино с банкетом), оказался козлом отпущения.
* * *
Наша последняя встреча состоялась в Венеции в 2008 году, на пляже отеля «Эксельсиор».
– Почему вы решили снять фильм о себе?
– Я документалистка со стажем, меня интересуют люди, и я умею их снимать. Но тут вот решила сделать фильм о себе. Не думаю, что от нескромности. Значительная часть картины посвящена другим людям, которые прошли через мою жизнь. Я осознаю, что моя судьба не содержит ничего особенно драматичного, я не пережила того, что пережили люди, например, в России. Или в Грузии. Вдохновлялась словами из «Опытов» Монтеня: «Я посвятил свою книгу узкому кругу родственников и друзей; в конце они потеряют меня, но взамен обнаружат что-то из моих черт и настроений, которые позволят сохранить и приумножить то, что они обо мне знали».
– А разве ваши прежние фильмы не были личными? Например, «Клео с 5 до 7»?
– Сомневаюсь. Я никогда не была высокой блондинкой, как героиня этой картины.
– А почему «Побережья»? Дань памяти Жаку Деми, чья жизнь и творчество связаны с приморскими городами – Нантом, Шербуром, Рошфором?
– Идея сделать этот личный фильм пришла ко мне на пляже в Нуармутье: я выросла на берегу моря в Бельгии, и морские пейзажи сопровождали меня всю жизнь. Берег моря отражает состояние души.
– В фильме очень бегло говорится о ваших родителях…
– Отец был эмигрантом из Греции и ненавидел вспоминать о своей родине. Своих деда и бабку я видела всего дважды. Зато со своими внуками общаюсь гораздо чаще.
– Тема памяти не раз возникает в вашей картине…
– Я бы сказала, что тема фильма – страх потери памяти, который посещает нас в определенном возрасте. Как это прекрасно – помнить!
– Вы были связаны с радикальными движениями. Хотели изменить мир?
– Никогда не хотела изменить мир. Хотела выразить свое с ним несогласие. И в феминистском движении я не была впереди всех. Но мне удалось поднять уровень «женского кино».
– Во Франции у вас были единомышленники? Каковы все же ваши отношения с «новой волной»?
– Я дружила с Годаром и Риветтом, с остальными – нет. Но это касалось только личных отношений, а не творчества. То была группа Cahiers du Cinéma, у них был групповой кодекс – как у дадаистов. Рене и Маркер существовали отдельно. А я была совсем одна – пока не встретила Жака Деми. Структуры моих фильмов были совсем другие, чем у тех, кто входил в группу, и у Жака тоже.
– Что означал для вас обоих опыт работы в США? Вы не были разочарованы?
– Деми работал для большой студии, а я делала независимые фильмы. Мы влюбились в Лос-Анджелес. Это было время стремления к свободе: все артистично курили, предавались сексуальным экспериментам, в коммунах вместе воспитывали детей. Но мы с самого начала не собирались оставаться в США. А когда вернулись во Францию в 1970-м, революция практически кончилась.
– И умер Джим Моррисон. Почему вы так скупо рассказываете о нем?
– Джим прильнул к нам с Жаком как к пионерам «новой волны». Он сам пришел к нам после концерта. Потом я жалела, но тогда даже не решилась его фотографировать, поскольку берегла его privacy. Точно так же я ни разу не сфотографировала Натали Саррот.
– Что вы думаете о современном кино?
– Не ждите, что как бабушка начну его ругать. Сегодня есть качественное индустриальное кино. И есть те, кто, как братья Дарденны, делают фильмы с авторским отношением. Я считаю их своими младшими братьями.
– В вашей картине великолепные костюмы, которые вы охотно меняете…
– Они все из моего гардероба, ведь это документальный фильм. Даже костюм Картошки висит у меня дома в шкафу.
* * *
А у меня в старом блокноте записано стихотворение, посвященное Аньес Варда.
СЧАСТЬЕ
