Прошедшая четверть века всё расставила по своим местам. Все европейские страны, захваченные Советами — Эстония, Латвия, Литва, Польша, восточная Германия, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария — продолжают остаться под их неумолимым владычеством.
При малейшем отклонении, в Будапеште или в Праге, строптивца ждет удар кнута, в современном исполнении — то есть советские танки.
С июля 1945 г., западные деятели, столь неосмотрительно поставившие на Сталина, начали разочаровываться.
«Мы прирезали не ту свинью» — прошептал Черчилль президенту Трумэну в Потсдаме, когда они вдвоём уходили после встречи со Сталиным, настоящим победителем во второй мировой войне.
Запоздалое и жалкое раскаянье…
Тот, кто раньше казался им «той свиньёй», благодаря их помощи, похрюкивая от удовольствия, развалился всей тушей на два континента — хвостом во Владивостоке, дымящимся рылом в двухстах километрах от французской территории.
Спустя четверть века, это рыло по-прежнему там, ещё более грозное, чем когда бы то ни было, грозное настолько, что никто не рискует сегодня противопоставить ему что-либо, кроме дипломатических реверансов.
В 1968 г. на следующий день после подавления восстания в Праге Джонсон, де Голль и Киссинджер ударились в платонические протесты, робко и сдержанно высказав свои сожаления.
Тем временем под брюхом этой свиньи задыхается пол-Европы.
Неужели этого не достаточно?
Разве справедливо то, что с теми, кто вовремя разглядел происходящее, с теми, кто в 1941–1945 гг., несмотря на свой юный возраст, невзирая на привязанность к семейному очагу и личные интересы, бросили все свои силы, на то, чтобы преградить кровавый натиск советских армий, продолжают обращаться как с париями до самой их смерти и даже после смерти?… Париями, которым затыкают рот, прежде чем они осмеливаются произнести: «Но, всё же»…
Но, всё же… Мы жили счастливо и в достатке, у нас были прекрасные дома и нежно любимые дети…
Но, всё же… Мы были молоды, сильны и красивы телом, мы жадно вдыхали свежий воздух весны, напоенный ароматом цветов, самой торжествующей жизнью…
Но, всё же… Мы ощущали своё предназначение, мы стремились к идеалу…
Но, всё же… Нам пришлось принести в жертву наши мечты, подвергнуть наши двадцати-, тридцатилетние жизни неимоверным страданиям и непрестанным мукам; почувствовать, как наши тела пожирают морозы, как нашу плоть терзают раны, как наши кости ломаются в фантастических рукопашных схватках.
Мы видели своих товарищей, агонизирующих в липкой грязи и на снегу, окрашенном их кровью.
Чудом мы вышли живыми из этой бойни, почти обезумев от страданий и пережитого ужаса.
Спустя четверть века, когда самые дорогие нам люди умерли в тюрьмах или были убиты, а мы сами оказались в далёком изгнании, почти исчерпав свои силы, желчные злобные «демократы» продолжают преследовать нас с неистощимой ненавистью.
Когда-то у Бреды, как это можно увидеть на незабываемой картине Веласкеса в мадридском музее Прадо, победитель протягивал руку побеждённому, даря ему своё сочувствие и сострадание. Гуманный жест! Быть побеждённым, как это горько уже само по себе! Видеть, как рухнули твои планы и твои усилия; до самого последнего вздоха оставаться в полном одиночестве, с руками, опущенными перед навсегда исчезнувшим будущим, где теперь зияет пустота!
Какая жестокая кара для того, чье дело было неправедно!
Какая несправедливая мука для того, чьи помыслы были чисты!
В такие моменты понимаешь, что в менее жестокие времена победитель по-братски относился к побеждённому, понимая тайное бескрайнее страдание того, кто, хотя и сохранил свою жизнь, потерял всё, что придавало ей смысл и ценность…
Что значит жизнь для художника, которому выкололи глаза? Для скульптора, которому отрубили руки?
Что она значит для политика, поверженного роком, который с верой носил в себе пылающий идеал, который обладал волей и силой, чтобы перенести его в действительность, воплотить его в жизни своего народа?…
Отныне он никогда не реализует себя, отныне он больше не творец….
Отныне самое важное для него осталось в прошлом.
Что же было этим «важнейшим» для нас в великой трагедии второй мировой войны?
Как возникли «фашистские» движения — важнейшее в нашей жизни? Как они развивались? Как они погибли?
И главный вопрос, который встаёт перед нами спустя четверть века — каков итог этого великого дела?
2. Когда Европа была фашистской
Современному молодому человеку Европа, называемая «фашистской», кажется неимоверно далеким миром, с трудом поддающимся воображению.
Этот мир потерпел крах.
Он не смог защитить себя.
Сегодня остались только те, кто одолел его в 1945 г. С тех пор они истолковывают все факты и намерения, как им угодно.
Спустя четверть века после поражения «фашистской» Европы в России, если и появилось несколько полуправдивых работ о Муссолини, до сих пор не написано ни одной объективной книге о Гитлере.
Сотни посвященных ему трудов представляют собой либо явную халтуру, либо пропитаны животной ненавистью к описываемому персонажу.
Мир всё ещё ждёт появления взвешенной и нелицеприятной работы, которая подвела бы итоги жизни одного из главных политических персонажей первой половины XX-го века.
Случай Гитлера — не единственный. История — если её можно так назвать! —
с 1945 г. пишется крайне односторонне.
Невозможно даже помыслить себе, чтобы на огромной территории в полмира, находящейся под владычеством СССР и красного Китая, кто-нибудь решился бы предоставить слово писателю, не согласному с этими режимами или не желающему им льстить.
Хотя в Западной Европе такого фанатизма нет, там действуют тоньше, но, одновременно, и лицемернее. Никогда ни один крупная французская, английская или американская газета не опубликует статьи, в которой подчёркивались бы привлекательные или хотя бы просто созидательные — с точки зрения здравого смысла — аспекты фашизма или национал-социализма.
Даже сама идея такой публикации кажется ересью. Тотчас поднимается крик о кощунстве.
Предметом особо ревностной опеки стала одна область — с гигантской шумихой была опубликована сотня репортажей, зачастую изобилующих преувеличениями, а нередко и откровенно лживых, где повествуется о концентрационных лагерях и печах крематориев. Похоже, это единственная тема, которая по общепринятому мнению заслуживает внимания из всего необъятного творения, которое представлял собой гитлеровский строй на протяжении нескольких лет.
