Наконец, и другие причины содействовали его славе. Он был лично знаком почти со всеми выдающимися людьми конца прошлого и первой половины нынешнего столетия; он прожил 90 лет, сохранив до конца ясность и силу ума, позволившие ему завершить работы, начатые еще в молодости; он был другом двух королей и ни разу не употребил своего влияния во зло ближнему, но сотни раз пользовался им для поддержки нуждающихся, для защиты гонимых, для поощрения и развития науки…
Детство и учебные годы (1769–1792)
Александр фон Гумбольдт происходил из дворянской семьи Нижней Померании. Фамилия Гумбольдтов принадлежала к мелкому провинциальному дворянству и не отличалась ни знатностью, ни богатством. Основа тому и другому была положена отцом нашего героя, Александром Георгом, – частью благодаря его личным заслугам, частью путем удачного брака.
Александр Георг Гумбольдт родился в 1720 году; шестнадцати лет поступил на службу в драгунский полк; дослужился до майора и во время Семилетней войны состоял адъютантом герцога Фердинанда Брауншвейгского. Насколько можно судить по скудным источникам, это был живой, веселый, любознательный человек, передавший сыну свой счастливый характер. Что он умел ценить преимущества образования, показывает тщательное воспитание, данное им детям.
В 1762 году он оставил военную службу и, получив звание камергера, поселился сначала в Потсдаме, потом в Берлине, где и доживал свой век частью в самой столице, частью в небольшом замке Тегеле, близ Берлина, поддерживая постоянные отношения с двором и аристократией.
Майор Гумбольдт женился в 1766 году на вдове некоего барона Ф. Гольведе, урожденной Коломб. С нею в семью Гумбольдтов явилось и богатство. Ей принадлежал замок Тегель, дом в Берлине и другое имущество.
От этого брака родились двое сыновей: старший, Карл Вильгельм, впоследствии знаменитый филолог, публицист и государственный деятель, – в 1767 году в Потсдаме; младший, Фридрих Генрих Александр, будущий «Аристотель XIX века», – 14 сентября 1769 года в Берлине.
Детство свое оба брата провели в Тегеле. Условия, при которых они росли и воспитывались, были как нельзя более благоприятны для развития. Правда, сама по себе среда, к которой они принадлежали по рождению, не отличалась высокими идеалами: мелкое провинциальное дворянство, спесивое и чванное, презиравшее «писак» и «аптекарей» (то есть писателей и ученых), могло только заглушать стремление к чему-нибудь повыше служебных отличий и чинов.
Но отец Гумбольдта сумел выдвинуться из своей среды и войти в круг высшей аристократии, а эта последняя в XVII столетии могла считаться весьма образованным сословием. Идеи французских вольнодумцев циркулировали в обществе и пользовались тем большим почетом, что сами правители подавали в этом отношении пример своим подданным.
То был век и меценатов. Великие, а за ними, как водится, и малые мира сего считали долгом обнаруживать любовь к просвещению и либерализм. Сам Фридрих II принадлежал, как известно, к числу esprits forts[2] восемнадцатого столетия, занимался литературой, поддерживал сношения с Вольтером и т. д.
Оба мальчика получили домашнее воспитание. В то время с легкой руки Ж. Ж. Руссо педагогические вопросы вошли в моду. Идеи «естественного воспитания» проникли в Германию и нашли здесь горячих приверженцев в лице Базедова, Рохова и других.
Первым воспитателем Гумбольдтов был Иоахим Генрих Кампе, впоследствии прославившийся на педагогическом поприще. Впрочем, он пробыл у них недолго и оставил дом Гумбольдта, когда Александру было всего три года. Ввиду этого вряд ли можно говорить о каком-либо влиянии его на ребенка.
За Кампе следовали несколько других воспитателей, тоже недолго остававшихся в семье Гумбольдта; наконец, в 1777 году он пригласил в качестве гувернера Христиана Кунта, двадцатилетнего молодого человека, который по недостатку средств должен был прервать свое собственное академическое образование.
Кунт оставался в семье Гумбольдта, пока не выросли оба мальчика, да и потом управлял их делами, и на всю жизнь сохранил с ними дружеские, семейные отношения. Это был человек разносторонних знаний, с энциклопедическими устремлениями, знакомый с немецкой, французской и латинской литературой, философией и историей, поклонник Руссо, старавшийся придать воспитанию своих питомцев по возможности универсальный характер.
В 1779 году, когда Александру не исполнилось еще десяти лет, умер его отец – майор Гумбольдт. Смерть его не внесла изменений в воспитание мальчиков. Госпожа Гумбольдт оставила воспитателем Кунта и сохранила прежний строй и порядок жизни. Вообще это была женщина рассудительная, спокойная и неизменная в своих привычках, обязанностях и склонностях.
В письме одной из знакомых, госпожи де ла Мотт-Фуке, мы находим следующую характеристику ее: «Все осталось по-старому в доме Гумбольдта. Люди и образ жизни те же, что и раньше. Но мне всегда будет недоставать его (то есть старика Гумбольдта). Его живой, веселый разговор представлял прекрасный контраст с тихим спокойствием и солидностью его жены. Она сегодня выглядит так же, как вчера и как будет выглядеть завтра.
Та же прическа, что и десять лет назад, – всегда гладкая, скромная, аккуратная. При этом бледное, тонкое лицо, на котором никогда не заметишь признаков хотя бы малейшего волнения; спокойные, уверенные манеры и непоколебимое постоянство в привязанностях.
При ней всегда живет ее зять, дочь и старая тетка, вечно лежит на диване старый пес Белькастель; хладнокровие не изменяет ей ни при каких семейных противоречиях и неурядицах. Можно поручиться, что какою вы застанете эту семью сегодня – такою найдете ее и через год».
В 1780 году у Гумбольдтов прибавился еще учитель, доктор Людвиг Гейм, пользовавшийся впоследствии большою известностью как врач и филантроп. Он занимался с детьми ботаникой и ознакомил их с системой Линнея. Занятия сопровождались экскурсиями в окрестностях Берлина и разнообразились рассказами о поездках Гейма по разным странам Европы.
Александру наука давалась туго. Память у него была хорошая, но быстротой соображения он не отличался и далеко отставал в этом отношении от Вильгельма, который легко и быстро схватывал всякий предмет.
Не только в это время, но и значительно позднее мать его и Кунт опасались, что он «вовсе не способен к учению». Странно звучат эти слова в применении к Гумбольдту, но, как мы знаем, многие из великих людей отличались в детстве неспособностью или, по крайней мере, казались неспособными окружающим. Назовем хоть Ньютона или – в совершенно другой области – нашего Пушкина.
