разночинцев, состоявшей из детей священников, мещан, крестьян, вышедших из прежнего сословия и не вошедших ни в какое иное. Последние исследования о разночинцах, их жизненных установках, типичных траекториях судеб, идеалах, страхах и фобиях открывают перед нами увлекательную картину бурлящей интеллектуальной и напряженной социальной жизни целой когорты честных, разуверившихся в Боге, но целеустремленных людей, сделавших своей новой религией служение «общему благу». Еще известный историк русской философии Василий Васильевич Зеньковский рассматривал русский социализм как секулярный вариант религиозного мировоззрения
{5}. Эта идея была подхвачена и развита на материале творчества Чернышевского и других разночинцев Ириной Паперно в 1988 году и Татьяной Печерской в 1999-м
{6}. Они рассматривают представления разночинцев о их социальной миссии как особую идеологию, по своей природе религиозную, если не сектантскую. Лори Манчестер в недавней фундаментальной работе
{7} продолжает этот ряд и делает попытку описать мировоззрение «поповичей» как единую систему взглядов, характерную для большинства детей священников, родившихся в период с 1820-х до 1880-х годов. Манчестер называет это мировоззрение «мирским аскетизмом». Эта «секулярная религиозность» предполагала, что, с точки зрения нового поколения детей священников, целью жизни становится не достижение личного спасения души традиционным путем, но спасение через служение другим людям (крестьянам, рабочим и вообще всем нуждающимся) в определенных институциях (школы, больницы, суды, земство), массово появившихся в России во второй половине XIX века.
Судьбу Добролюбова невозможно понять вне этих убеждений. Поэтому предлагаемая биография посвящена в первую очередь его интеллектуальной жизни — системе его ценностей, литературных, социальных и политических взглядов и, конечно же, журнальной деятельности и прославившей его критике.
Вместе с тем одна из главных идей книги заключается в том, что творческая жизнь Добролюбова неотделима от личной, что темы освобождения плоти и утверждения прав любой, даже падшей личности пронизывают не только его публицистику, но и дневники. Автор ставил себе целью не выискивание «клубнички» и «копание в грязном белье», а тщательное и взвешенное исследование жизни Добролюбова, основанное на документальных источниках. Интерпретировать эти источники означает реконструировать логику мысли и поведения Добролюбова, а не оценивать его поступки. Без обнародования некоторых откровенных документов в этом деле обойтись невозможно, но от всякого суда над героем, подобного набоковскому, следует воздержаться. Важнее услышать «другого» Добролюбова и понять, почему он думал и поступал так, а не иначе.
В то же время мы убедимся, что цельность и единство личности Добролюбова, как и многих других разночинцев, — это скорее высокий идеал, к которому он стремился, но так и не достиг. Упрекая старшее поколение «лишних людей» в разрыве между «словом» и «делом», Добролюбов так и не сумел до конца преодолеть эту раздвоенность в собственной жизни. Более того, он не смог разрешить и конфликт между своими самыми сокровенными желаниями и исповедуемой им демократической идеологией, требовавшей эти желания подавлять. Между добролюбовским я-для-себя и я-для-других, по выражению литературоведа Т. И. Печерской, «существовала невидимая миру дистанция», которая и была причиной драматической фрустрации и неудовлетворенности, занимавших так много места в эмоциональной жизни героя. Уделяя большое внимание интимному в биографии Добролюбова, автор меньше всего хотел нарушить хрупкий баланс между личным и публичным, а, напротив, стремился подчеркнуть, что правильное понимание внутренних установок и судьбы критика без этой стороны просто невозможно.
Важно добавить, что хотя в книге много интимных подробностей жизни героя, бытовых деталей читатель, всегда большой охотник до них, найдет мало. Дело в том, что Добролюбов, живя в мире книг, идей, журнальной работы, поступков, был равнодушен к быту. Вещи (одежда, мебель, аксессуары) его занимали настолько, насколько были необходимы для поддержания жизни. Искусством он не интересовался и, будучи в Европе, в отличие от других известных его современников, галереи не посещал. Если заострять, то у него были только две страсти — журнальная работа и женщины. О них-то и пойдет речь в этой книге.
Скорее всего, читатели (по крайней мере большая их часть) живут в плену влиятельных мифов о Добролюбове, созданных сразу после его смерти Некрасовым и Чернышевским. Последняя, шестая глава книги посвящена тому, как складывался образ аскета и мученика, начиная с церемонии похорон в 1861 году и заканчивая советской «канонизацией» Добролюбова. «Лик» критика в общественном сознании настолько застыл, что потребуется еще много усилий, чтобы понять, как это произошло и какую роль сыграло в XX веке. Поэтому шестая глава и эпилог носят подчеркнуто историко-рецептивный характер. Однако замысел книги подразумевает эту «закругленность» сюжета: без знания того, как складывался культ Добролюбова во второй половине XIX века и в XX веке, на наш взгляд, невозможно до конца понять, почему человек, проживший только 25 лет, до сих пор играет в русской культуре такую важную роль.
Поскольку в основу книги положены работы, писавшиеся на протяжении десяти лет (с 2005-го по 2015-й), нет возможности выразить благодарность всем, кто обсуждал их со мной и делился щедрыми советами. Среди многих с особенной признательностью называю в первую очередь Наталью Валентиновну Осипову, к которой я пришел с первой идеей написать о Добролюбове, и Любовь Николаевну Киселеву, которая открыла мне глаза на то, какие проблемы стоят за добролюбовской биографией. Я также благодарен Борису Федоровичу Егорову — за щедрые советы и воспоминания о его добролюбоведческих исследованиях, Андрею Семеновичу Немзеру — за внимательнейшее прочтение рукописи, вдохновляющую критику и важные рекомендации. Павел Успенский и Андрей Федотов не только прочли рукопись, поделившись ценными соображениями, но и подбадривали меня. Книга не была бы написана без поддержки моих коллег по школе филологии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», где я работаю с 2012 года. Разумеется, все недостатки книги остаются сугубо на моем счету.
Наконец (но не в последнюю очередь), я очень обязан моим близким (жене Насте и родителям), которые терпели мое полное «погружение» в добролюбовскую жизнь и «отсутствие» в жизни реальной.
Глава первая
«СИЛЬНО НАБОЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК»
«Сын бедного священника»?
В конце 1861 года анонимный автор петербургской газеты «Северная пчела» назвал Добролюбова сыном «бедного сельского священника». На эту ошибку мгновенно среагировал земляк критика, нижегородец и известный в будущем писатель Павел Мельников-Печерский. Он хорошо знал Добролюбова-отца (тот был его духовником) и сразу же поместил в той же газете опровержение:
«Это несправедливо: отец его был протоиерей Никольской верхнепосадской церкви в Нижнем Новагороде и член духовной консистории Александр Иванович Добролюбов, рукоположенный прямо к этой церкви и при другой ни в городе, ни в селе никогда не бывавший. Никольский приход — один из самых богатых в
