Разговор с Лавровым надолго лишил меня покоя. Я стал плохо спать, вскакивать по ночам и записывать какие-то истории своей очень неспокойной жизни. При этом меня начал глодать червь сомнений. Автобиография — это совершенно новый для меня жанр, к тому же ко многому обязывающий. Он предъявляет к пишущему особые требования, заставляя ни на минуту не забывать о читателе, для которого автор просто обязан быть интересен. При этом я не забывал известное высказывание классика; «Все интересное прекрасно!» Более того, автобиографическая книга должна быть максимально избавлена от всякой пафосности и естественного для многих людей стремления представить себя в более привлекательном, чем есть на самом деле, виде. С другой стороны, страшно не хотелось обнажаться и демонстрировать читателю некое подобие душевного стриптиза, за который самому же и будет потом стыдно.
Тем временем лишивший меня покоя Лавров при каждом удобном случае разогревал мой уже и без того воспаленный мозг и призывал браться за дело. В мучительных раздумьях и сомнениях провел я несколько месяцев. И вот на пышных торжествах, посвященных 70-летию Валентина Лаврова, состоявшихся 2 мая 2005 года, я встретил руководителей известного книгочеям издательства «Вагриус». Каким-то невероятным способом им за несколько перекуров удалось сломить сопротивление честолюбивого автора. Словом, за все, что я рискнул рассказать в этой книге, должны нести хоть какую-то ответственность милые сотрудники «Вагриуса».
Не нагонит больше их охрана,
Не настигнет лагерный конвой,
Лишь одни созвездья Магадана
Засверкают, встав над головой.
Плюшевый мишка
В жизни каждого человека случаются события, оставляющие в памяти вечные отметины. Они, как шрамы от ранений, не исчезают, не истираются временем.
Еще до шрамов, оставленных мне войной, я перенес ранение души... Ранение тяжелое, кровоточащее: 26 июня 1938 года был арестован мой отец. Больше я его уже никогда не видел. Мне было тогда 13 лет, моей сестре — всего восемь.
В первых числах июня 1938 года отец уезжал в служебную командировку в Тбилиси. Вместе с отцом ехал его старый товарищ Иосиф Матвеевич Полонский. Исключительная судьба этого человека обязывает Меня сказать о нем хоть несколько слов. В течение многих лет, еще до революции, Полонский был связным Ленина. Член партии едва ли не с первых дней ее создания, Полонский постоянно находился под прицелом царских жандармов. Его неоднократно арестовывали и ссылали на каторгу, где он провел немало лет. Судьбе было угодно так распорядиться, что в конце 30-х Годов Полонского вновь арестовали. На этот раз сотрудники НКВД. К послужному списку каторжанина прибавилось еще 17 лет, которые провел он в сталинских лагерях. После XX съезда КПСС он был полностью реабилитирован.
Здесь я должен, мне кажется, сделать одно пояснение. Приводя некоторые подробности биографии сослуживцев и товарищей отца, я отнюдь не стремился как-то их приукрасить или подчеркнуть, как может кому-то показаться, их ущербность. У каждого человека одна жизнь и одна биография. И представлять их нужно такими, какими они были, не дозволяя своему перу склоняться «влево» или «вправо» в зависимости от политической конъюнктуры. Полагаю, что читателю вполне по силам самому во всем разобраться.
Подробности той поездки отца хорошо помнит моя сестра Юля, которая тоже ехала вместе с отцом. Он должен был оставить Юлю в Харькове нашей бабушке по материнской линии Марии Андреевне Кузиной. Наша мама была родом из Харькова. Ее родители, Мария Андреевна и Петр Павлович Кузины, дворяне по происхождению, всю жизнь прожили в Харькове, в Армянском переулке.
Бабушка до войны обычно снимала под Харьковом, в поселке Южном, комнату и с удовольствием (так мне по крайней мере тогда казалось) почти ежегодно брала с собой на отдых то меня, то Юлю.
В дороге отец купил сестре маленького плюшевого медвежонка со смешно высунутым красным язычком. В передних лапах плюшевый зверь сжимал шоколадку.
Этот медведь по сей день как самая дорогая реликвия живет в московской квартире сестры. Старый добрый плюшевый зверь забавляет уже третье поколение нашей семьи. После Юли мишка стал любимой игрушкой ее дочери Лены, а позже с ним играл маленький Сашка — сын Лены и внук моей сестры. Ныне любимой игрушкой Саши стал компьютер.
Тогда, в начале июня 38-го, никто еще не знал, что Юля в последний раз видела отца.
Отец
Наша мама, Вера Петровна Кузина-Рафалова, не очень любила рассказывать об отце; Точнее, она не обо всем рассказывала нам с сестрой. А настаивать на подробностях, огорчать мать нам не хотелось. В марте 1981 года в стене колумбария Ваганьковского кладбища появилась скромная доска с надписью: «Рафалова Вера Петровна. 1900—1981».
После похорон мы с Юлей стали все чаще вспоминать детские годы и наших родителей. Когда в Москве развернул свою работу «Мемориал», когда прошла Неделя совести, мы с печальной растерянностью убедились, что очень мало знаем и помним о своем отце! Предстояло многое вспомнить, собрать по крупицам, найти документы, обратиться к архивам.
Думаю, что кое-что нам удалось сделать. Хотя далеко не все.
Вот штрихи биографии отца. Или, как долгие годы было принято говорить, «анкетные данные».
Михаил Арнольдович Заявлин родился 1 декабря 1895 года в городе Николаеве в Семье мелкого служащего, работавшего в хлебоэкспортной конторе.
Полагаю целесообразным сразу же внести ясность по поводу фамилии отца. В заведенном на него правоохранительными органами уголовном деле он проходил под двойной фамилией — Рафалов-Заявлин. Так вот, Заявлин — это настоящая фамилия, полученная, как говорится, в законном порядке, по наследству Рафалов — псевдоним, который понадобился в годы Гражданской войны, когда отец вел подпольную работу в Киеве. Об этой странице биографии отца я знал от матери: От нее же узнал, почему был выбран именно этот псевдоним. Дело в том, что у отца было две сестры и два брата; самым младшим и самым любимым был брат Рафаил. Привязанность отца к младшему брату подсказала выбор псевдонима.
В конце 80-х годов мне очень повезло: я получил Возможность ознакомиться с партийным делом отца, хранящимся в архивах ЦК КПСС, а позже и с уголовными делами, находящимися сегодня в архивах КГБ. В стареньких, едва не рассыпающихся от долгой жизни папках хранится, в частности, и такой документ: «Настоящим подтверждаю, что товарищ Рафалов Михаил работал в Киевском подполье в 1919 году во время деникинщины. Выполнял все поручения группы Пригожина, Владимирова, Никанорова и Зорина. Член ВКП(б) с июля 1917 г. Б.М. Скачко. п/билет № 0723437. 10.03.32».
