В ноябре умерли и были захоронены как старые люди, так и совсем не старые. Определить программу, по которой действовала смерть, было бы возможно, я думаю, если ввести эти данные в соответствующий сильный компьютер. Я же лишь подивился широкому диапазону смерти, она скашивала своей косой и молодых, и старых, вне всякой логики.
Похоронная книга это вам вещь пострашнее любого Шекспира. Еще и запах плесени и сырости, такой запах у времени.
Мы тогда не нашли ее могилу. И поехали сквозь дождь в пригородный ресторан. Без Потимкова и его оператора.
Через полтора года мне позвонил в Москву именно Потимков. Он нашел могилу. Она находится недалеко от старого входа на кладбище.
Мы бы ее непременно нашли еще в тот мой приезд в сентябре 2007-го, если бы я знал дату смерти Моисея Рубинштейна.
Прошлым летом, там, в Ленинграде
Прошлым летом я, наконец, сподобился посетить место захоронения подруги моей, и жены в течение тринадцати лет, Натальи Медведевой.
В Петербург я явился на несколько дней для встречи с читателями, по поводу свежей книги «Дед». Осуществив эту очень успешную встречу в магазине «Буквоед», присутствовали чуть ли не пять сотен читателей, давка была ужасная, я на следующее утро обнаружил, что времени остался целый день и нужно было чем-то его заполнить.
И вот на роскошном автомобиле моего молодого приятеля Андрея мы отправились на Большеохтинское кладбище. Одиннадцать лет прошло со времени трагической гибели Натальи, и среди нацболов не нашлось никого, кто знал бы место захоронения.
Поехали, что называется, наудачу. И сразу растерялись, поскольку обнаружили, что там целый город мертвых, рассеченный дорогами, по которым разъезжают живые. Когда наугад не получилось, я предложил справиться в каком-нибудь «могилоуправлении». Я образовал «могилоуправление» по аналогии с заводоуправлением и уточнил, что нам нужен главный вход в Большеохтинское и дирекция кладбища.
Довольно быстро мы нашли главный вход и «могилоуправление», расположенное недалеко от грустной часовни. Трое моих товарищей, охраняющих меня, я с ними прибыл из Москвы, остались возле домика с вывеской «Инвентарь в прокат», а я и Андрей, стройный молодой человек в черном, прошли в молчаливое «могилоуправление» и поднялись на второй этаж. Там было ужасающе тихо и стерильно. Немножко убого.
Не удержавшись от абсурдного в данной ситуации «Эй! Кто-нибудь живой?» (это я, я воскликнул) и не получив ответа, мы обнаружили перед собой открытую дверь и за ней человека. Бледный человек сидел профилем к нам.
— Позвольте? — сказал я и переступил порог комнаты. И увидел, что там есть еще один живой. И если первый нами увиденный был сед и бледен, но не стар, лишь выглядел усталым, то второй живой был красен лицом, яркогуб и бородат. И животаст. Он как бы сползал с табурета.
— Здравствуйте, — сказал я. И не вызвал в них никакой особой реакции. Они лишь посмотрели на меня, не изменяя выражений лиц.
— Я ищу захоронение моей жены. Ее похоронили на площадь отца в 2003 году, то есть одиннадцать лет уже, а отец похоронен в 1958-м, умер через два дня после ее рождения.
— Певица, это та, которую из Германии привезли, — сказал яркогубый, обращаясь к бледному и усталому.
Я не стал поправлять яркогубого.
— Подселенные, это вам нужно на главную аллею, мимо часовни, кажется, участок двенадцать, — почти прошептал бледнолицый. И добавил: — Мы ждали вас.
— Значит, от часовни, участок двенадцать? — повторил я.
— Да-да, мы помним, как ее привозили (яркогубый).
Бледнолицый молчал.
Когда мы спускались по лестнице, мы расслышали, что они возобновили свою бескровную беседу.
— Какие демоны! — воскликнул Андрей. — И они вас узнали.
— Я не понял (я).
— Узнали-узнали… Бледный сказал: «Мы ждали вас…»
— Это нужно было видеть, такие два демона там сидят, — сообщил Андрей нашим товарищам. — На людей лишь чуть-чуть похожие.
И мы заторопились мимо часовни по главной аллее. У часовни стоял поп в рясе с непокрытой головой и о чем-то торговался с обывателем.
Кладбище пахло, как пахнут подвалы со старыми соленьями, крепко солеными огурцами. Редкие люди встречались по двое, по трое, но, глобально говоря, было безлюдно. Кладбище старое, родственники в следующем поколении все перемерли, внуки и правнуки на могилы дедов и прадедов, как правило, не ходят. Потому безлюдно.
Проехал почти бесшумно крошечный тракторок с прицепом. В прицепе, свесив ноги наружу, сидели юноша и старик. Абсолютно безвольного вида. На нас они не обратили никакого внимания. Один сжимал грабли, другой — вилы.
Я взглянул вверх. Там деревья качали своими зелеными и кое-где уже желтыми шевелюрами.
Там, где главная аллея уперлась в поперечную аллею, на этом кладбищенском перекрестке спиной к нам стоял человек. Когда мы поравнялись с ним, он, лишь чуть повернув голову, бросил нам «Следуйте за мной!» и широким шагом рванул с места.
— Откуда вы знаете, что именно мы вам нужны? — спросил я уходящую спину человека.
— Мне позвонили. Певица. — И человек еще больше заторопился.
Мы переглянулись. На старом кладбище нам показалось невероятным, что существуют мобильные телефоны.
Мы уже шли минут семь-десять, когда он приказал нам остановиться. «Подождите. Я найду». И он боком протиснулся мимо бурой ели. Через некоторое время позвал нас.
— Идите. Она здесь, певица.
По темным папоротникам, мимо елей и старых лиственных деревьев, породы которых невозможно определить по причине их старости, ведь, когда негры стареют, они белеют, мы прошли к певице. Андрей и охранники остались чуть в стороне.
Стоячий камень из мраморной крошки и фотография. Веселая, с какой-то ленточкой на шее, она, пожалуйста.
— Здравствуй, Наташа!
Я рукою стер с верхней поверхности ее могильного камня пыль. Как по голове ее погладил.
Фотографии не могут улыбаться, но фотография как-то прояснела.
— Эх ты, нужно было быть осторожнее. Могла бы еще жить. Не с теми людьми связалась. Я вот тебе всегда лекции читал, и в них частым было слово «не понимаешь». Не понимала, дура, вот и достукалась, допрыгалась, добегалась… Лежи теперь тут!
Цветов мы купить не догадались, поэтому я сорвал большой лист папоротника и положил ей. Потом попросил Андрея сфотографировать меня с нею. Для этого стал на одно колено.
После стал выбираться на аллею.
— Она, я думаю, довольна сегодня, — сказал Димка. — Она вас ждала все эти годы. Только зачем вы ее дурой назвали?
— А то она не дура?
Мы шли позади всех.