Осенью мы также продавали гусей или свиней. Мать понемногу откладывала деньги на мой счет. В 1943 году, когда меня призвали на воинскую службу, я был обладателем суммы в 1238 рейхсмарок. Я сохранил на память эту сберегательную книжку. В десятилетнем возрасте я, как и остальные дети, вступил в юнгфольк. Из накопленных на моем счету денег мать купила мне форму, которой я тогда очень гордился. В детстве я каждую осень работал у фермера в Фихтенхоэ, помогал выкапывать картофель, за что получал одну рейхсмарку в день. Кроме того, хозяин кормил меня пять раз в день. По вечерам мы собирали яблоки и груши в его саду, часть которых он разрешал забирать с собой. Позднее, когда началась война и многих молодых мужчин забрали в армию, фермерские жены часто просили меня помочь в сезон сбора урожая. Проработав весь день на поле, вечером я допоздна, порой до трех утра, помогал на жатве зерновых. Девушки перевязывали снопы и ставили их вертикально для просушки. За эту работу платили пять рейхсмарок. Помимо этого жены фермеров выставляли угощение и как-то раз нам даже подали шнапс. Мы пели за столом песни, после чего я отправлялся часа в четыре утра домой и как убитый валился спать.
После восьми лет обучения, в марте 1938 года, в возрасте четырнадцати лет, я закончил государственную школу. В этом возрасте мы переходили из юнгфолька в ряды гитлерюгенда. Теперь у нас с матерью время от времени вспыхивали ссоры. Каждое воскресенье мне приходилось ходить в город Ширвиндт на заседания местной организации гитлерюгенда. Мать настаивала на том, чтобы я посещал католическую мессу в церкви Шилльфельде, но у меня никогда не было для этого времени из-за моей общественной работы. Меня вскоре избрали шарфюрером, командиром отряда.
В 1940 году я стал работать на ферме Арно Бремера. Сельскохозяйственных работников не хватало, потому что мужчин в массовом порядке призывали в армию. Вскоре я научился разным видам сельскохозяйственных работ. Примерно в то же самое время заболел отец, и герр Бремер попросил меня выполнять его работу. Мне поручили уход за четырьмя лошадьми. Их нужно было чистить и кормить. Приходилось очень рано вставать. Я сильно недосыпал, и по утрам мать с великим трудом будила меня. Я очень уставал, работая порой по одиннадцать часов в сутки. Приходилось пахать, бороновать и жать. В детстве я не был маменькиным сынком и быстро привык к тяжелой крестьянской работе, что позднее сильно пригодилось мне, в том числе и на фронте. Тяготы службы не мучили меня так сильно, как остальных.
В 1940 году я получил удостоверение личности иностранца, проживающего в Третьем рейхе. Этот документ давал мне право жить в Шлоссберге как лицу без гражданства. В 1941 было удовлетворено мое ходатайство о предоставлении мне национального статуса. Я стал натурализовавшимся немцем и получил свидетельство, в котором моим местом жительства значился Фихтенхоэ/Шлоссберг. Впервые в жизни я стал обладателем документа, официально удостоверившего дату моего рождения. Я передал копию этого документа в призывной пункт Вермахта в Гумбиннене и через пару лет был призван на военную службу. Я оставил себе на память удостоверение личности иностранца, поскольку был не обязан сдавать его.
22 июня 1941 года разразилась война между Третьим рейхом и Советским Союзом. Поскольку мы жили на самой границе, то видели, как части Вермахта перешли на другой берег реки, на землю Литвы. Красная Армия начала отступление, однако границу между Германией и Литвой продолжали охранять. Там стояло много пограничных столбов. Я прекрасно знал местность и поэтому пересекал границу, когда хотел, соблюдая, однако, осторожность. Для перехода границы нужно было находить безопасное место и уметь сливаться с природой, маскироваться. Я любил природу и мог легко прятаться в лесу. Это помогало мне вовремя замечать пограничный пост. Литовцам, жившим на другом берегу реки, не хватало таких вещей, как зажигалки и кремни для них, пемза и тому подобного. На это был большой спрос. Я покупал такие вещицы в Ширвиндте или Шилльфельде и контрабандой приносил их в Литву, где менял на ветчину, колбасу, масло и гусей. Продуктов в Германии не хватало — там ввели жесткое рационирование. Я обычно переходил реку после полуночи, стараясь не привлечь внимания пограничников и таможенников. Волновался я так сильно, что слышал собственное сердцебиение. Я рано научился подавлять в себе страх и развил умение точно запоминать окружающую местность. Это также сослужило мне хорошую службу в будущем, когда я стал снайпером, которому нужно иметь блестящую память и прекрасно ориентироваться на местности. Малейшая невнимательность может стоить ему жизни.
Восемнадцатилетних юношей — мне исполнилось восемнадцать 14 мая 1942 года — переводили на торжественной церемонии из гитлерюгенда в ряды СА (штурмовых отрядов). Поскольку шла война, членам СА было положено проходить военную подготовку. Я подлежал призыву в 1942 году, но одним жарким летним днем я напился очень холодной, почти ледяной воды и в конечном итоге заработал себе двустороннюю пневмонию. Мой хозяин-работодатель попросил для меня отсрочку от призыва в ряды Вермахта на год, и его просьбу удовлетворили. Моя военная подготовка продолжилась в СА. На соревнованиях по стрельбе я показал высокие результаты, чем вызвал к себе расположение штурмфюрера Зоммера и удостоился его похвал как хороший стрелок. Мне выдали мелкокалиберную винтовку с большим запасом зарядов. Я получил разрешение взять ее собой, чтобы дома попрактиковаться в стрельбе. В свободное время я стрелял по воробьям, которых в округе было великое множество. Они настолько напугались выстрелов, что потом поспешно улетали при одном моем появлении. Мне приходилось приближаться к ним тайком, чтобы выбрать удобное место для стрельбы. За воронами охотиться было труднее, однако практические навыки быстро позволили мне достичь значительных успехов в охоте за ними.
В июле 1943 года почтальон принес мне призывную повестку прямо на поле, где я трудился. Я сразу же бросил работу и отправился прямиком на ферму. Это был мой последний рабочий день в Фихтенхоэ. На следующее утро родители проводили меня до небольшой железнодорожной станции в Дористале, где я попрощался с ними. Мать сказала мне:
— Бруно, прошу тебя, не забывай Бога, и тогда он будет милостив к тебе. Я буду каждый день и ночь молиться за тебя, за твою жизнь, которая теперь у него в руках. Я знаю, что ты должен стать солдатом, тут уж ничего не изменить. Выполняй только свой долг и не забывай, что у вражеского солдата тоже есть мать и жена и, может быть, дети, которые ждут его возвращения так, как я жду тебя.
